Музыкальный театр Республики Карелия

Музыкальный театр Республики Карелия
Музыкальный театр на площади Кирова
Прежние названия	Государственный музыкальный театр Карельской АССР
Основан	1955
Здание театра
Местоположение	Россия, Республика Карелия, Петрозаводск
Руководство
Директор	Елена Ларионова
Главный дирижёр	Михаил Синькевич
Главный балетмейстер	Кирилл Симонов
Главный хормейстер	Александр Зорин
Ссылки
[mrteatr.ru/ Официальный сайт]
Музыкальный театр Республики Карелия на Викискладе

К:Театры, основанные в 1955 году

Музыка́льный теа́тр Респу́блики Каре́лия — государственный театр оперы и балета в Петрозаводске.

В репертуаре театра представлены музыкально-сценические жанры: опера, балет, оперетта, музыкальная комедия, мюзикл.

История театра

Названия

• Музыкально-драматический театр Карело-Финской ССР (1955—1956)
• Музыкально-драматический театр Карельской АССР (1956—1968)
• Государственный музыкальный театр Карельской АССР (1968—1991)
• Музыкальный театр Республики Карелия — с 1991 года

История здания

В 1952 году в центре Петрозаводска на площади Кирова началось строительство здания театра на месте снесённого в 1936 году Святодуховского кафедрального собора.

Проект был разработан архитекторами института «Гипротеатр» Министерства культуры СССР — С. Г. Бродским, А. П. Максимовым и Е. Н. Чечик. Архитектура здания — подражание Большому театру в Москве и Александринскому театру в Санкт-Петербурге, имеет восемь портальных колонн.

Оформление здания и внутренних помещений, скульптурная композиция «Дружба народов» на парадном фронтоне и скульптуры у служебного входа были сделаны по проекту и под наблюдением Народного художника СССР, академика Сергея Конёнкова.

Строительство здания было завершено в 1955 году. Зрительный зал театра рассчитан на 607 мест.

История становления

Распоряжением Совет Министров СССР от 20 мая 1955 года на базе Республиканского театра русской драмы был организован Музыкально-драматический театр Карело-Финской ССР.

Музыкальную труппа формировалась в основном из выпускников ГИТИСа, приглашённых в Петрозаводск первым директором театра С. П. Звездиным. Основу хора и оркестра составили выпускники Петрозаводского музыкального училища.

Театр открылся 5 ноября 1955 года опереттой Исаака Дунаевского «Вольный ветер», которую исполнила молодёжная музыкальная труппа. Драматическая труппа открыла в новом здании свой первый сезон пьесой Николая Погодина «Кремлёвские куранты».

Среди первых актёров театра — А. Г. Бондаренко, И. С. Гридчина, В. А. Клиш, Л. Н. Перевощикова, Н. П. Полагаева, Н. Т. Смотрина, Я. А. Страздас, Д. С. Утикеев, Л. Н. Храмов, А. И. Шеронов, З. Н. Эстрин, солисты балета — И. Л. Гафт, С. И. Губина, Н. А. Катугин, Б. Е. Кириенко, В. Н. Мельников, Е. П. Павлова, Ю. М. Сидоров, С. Н. Степанова, Р. И. Шишова и другие.

Первый режиссёр театра — Л. М. Вилькович, дирижёр — Б. Н. Пинский, балетмейстер — К. В. Ставский.

В 1956 году в новое театральное здание переехала творческий коллектив Республиканского театра русской драмы и вновь созданная музыкальная труппа. На сцене нового театра впервые в Петрозаводске появилась опера, балет и музыкальная комедия.

В том же году, после преобразования Карело-Финской СССР в Карельскую АССР, театр был переименован в Музыкально-драматический театр Карельской АССР.

Спектакли того времени — «Фиалка Монмарта» И. Кальмана, «Свадьба в Малиновке» Б. Александрова, «Нищий студент» К. Миллекера, «Поцелуй Чаниты» Ю. Милютина, балеты — «Соперницы» П. Герпеля, «Эсмеральда», «Бахчисарайский фонтан» и другие.

К 1958 году сформировалась балетная труппа, в основном из выпускников хореографических училищ Москвы, Ленинграда и Перми.

Знаменательными вехами в истории театра стали постановки в 1959 году первой комической оперы «Кумоха» Рувима Пергамента и первого карельского балета «Сампо» Гельмера-Райнера Синисало. В том же 1959 году на Декаде карельского искусства и литературы в Москве эти спектакли увидел московский зритель. Театр показал балет «Сампо» в Ленинграде и во многих других городах.

29 апреля 1968 года Совет министров Карельской АССР издал постановление, согласно которому Музыкально-драматический театр КАССР разделялся на два самостоятельных театра: Музыкальный театр КАССР и Русский драматический театр КАССР.

Разделение театров произошло 1 января 1969 года. На основе Музыкально-драматического театра Карельской АССР были сформированы труппы русского драматического и музыкального театров.

В репертуаре были представлены спектакли всех музыкально-сценических жанров: классическая и современная оперетта, музыкальная комедия, мюзикл, опера и балет. На сцене театра впервые увидели свет многие произведения карельских композиторов.

В 1955—1977 годы театр возглавлял Сергей Петрович Звездин.

1960—1990-е годы

В 1960-е годы в театр были приглашены дирижёры И. Э. Шерман, Ю. Е. Проскуров, балетмейстер И. В. Смирнов. В труппу вошли артисты — П. А. Паровишник, В. П. Красильников, Р. Л. Сабирова, Е. Г. Флек, О. Б. Королёв, В. Н. Матвеев, В. А. Матвеева, А. Т. Усиченко и другие.

Поставлены спектакли — «Джюдитта» Ф. Легара (1965), «Евгений Онегин» П. Чайковского (1966), «Баядера» И. Кальмана (1968) и другие. Балетное искусство театра было представлено классическими постановками — «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Жизель», «Корсар», «Дон Кихот», «Баядерка», «Тщетная предосторожность», «Сильфьда» и другими.

В 1990-е годы в труппу пришли Н. М. Болдырева, Л. В. Дементьева, В. И. Дворников, И. И. Елькин, Б. Н. Кучинёв, Л. А. Ларичева, В. А. Недвижай, Л. А. Недвижай, А. П. Пресняков и другие.

В разные годы ведущие солисты театра — Н. В. Гальцина, Л. А. Нивина, В. С. Каликин, И. А. Тольская, О. В. Щукарёв, Н. Р. Волохович, Б. Н. Кучинёв, Т. В. Ледовских, В. В. Фёдоров, А. И. Иванова и другие.

Театр сегодня

Коллектив артистов, творческих работников и технического персонала насчитывает около трёхсот человек.

5 ноября 2005 года отмечалось 50-летие Музыкального театра. Символом торжества была выбрана оперетта Имре Кальмана «Фиалка Монмартра». Именно она в течение полувековой истории была той постановкой, которая объединяла на сцене разные поколения артистов. Уже через полтора месяца после открытия театра режиссёр Лев Вилькович создал свою постановку. Второй раз оперетту поставил Кирилл Стрежнев в 1981 году. А в 2004 году свою версию «Фиалки» создал режиссёр Владимир Подгородинский.

В 2006—2009 годах был проведён капитальный ремонт здания театра.

Неизменный успех у публики имеют спектакли театра — оперы «Травиата» Дж. Верди, «Кармен» Ж. Бизе, «Евгений Онегин» П. И. Чайковского, «Мадам Баттерфляй» Дж. Пуччини, «Севильский цирюльник» Дж. Россини, балеты «Щелкунчик» П. И. Чайковского (реконструкция первой постановки 1892 г. в Мариинском театре, осуществленная К. Симоновым на основе хореографии Л. Иванова), «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева, «Жизель» и «Корсар» А. Адана, оперетты «Летучая мышь» И. Штрауса и «Сильва» И. Кальмана, опера-мюзикл для детей Р. Львовича «Чёрная курица».

На сцене Музыкального театра проходит торжественная церемония вручения ежегодной Театральной премии Республики Карелия «Онежская маска», которой отмечаются лучшие работы театральных коллективов Республики Карелия.

Литература

• Войцеховская, А. В. Театры Карелии: указатель литературы (1945—1960 гг.). — Петрозаводск, 1962 ([elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=002&id=7110&cType=1 полный текст])
• Звездин, С. П. Государственный Музыкально-драматический театр Карельской АССР / С. Звездин. — Петрозаводск : Госиздат Карельской АССР, 1959.
• Колосенок С. Театр нашего города / С. Колосенок. — Петрозаводск: Карелия, 1972.
• Смирнов И. В. …танцует Карелия : заметки и размышления балетмейстера / И. В. Смирнов; авт. вступ. ст. Р. Захаров. — 2-е изд., испр. и доп. — Петрозаводск : Карелия, 1981.
• Государственный Музыкальный театр Республики Карелия / М-во культуры Респ. Карелия; [сост. Е. Сотникова; дизайн: В. Наконечный]. — Петрозаводск : Файн Лайн, 1995.
• Генделева Ю. Д. Музыкальный театр Карелии : очерк истории / Юлия Генделева. — Петрозаводск : ПетроПресс, 2009.
• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 2: К — П. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2009. С. 248—464 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0125-4 (т. 2)

Ссылки

• [www.gov.karelia.ru/Power/Ministry/Culture/051028.html Из истории Музыкального театра]
• [kaluga-apx.livejournal.com/44987.html Здания театров, построенных в СССР в 1950-е и 1960-е годы]

Отрывок, характеризующий Музыкальный театр Республики Карелия

Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.