Бродяги (фильм, 1960)
| Бродяги | |
| The Sundowners | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| В главных ролях | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
141 мин |
| Страна | |
| Язык |
английский |
| Год | |
| IMDb | |
«Бродяги» (иногда — «На закате дня», англ. The Sundowners) — фильм американского режиссёра Фреда Циннеманна по мотивам одноимённой новеллы Джона Клири о жизни скромной семьи фермеров в австралийской глубинке. Картина 17 раз была номинирована на престижные международные награды, из которых 5 раз добивалась успеха.
Сюжет
Австралиец ирландского происхождения Пэдд Кармоди (Митчем) со своей женой Идой (Керр) и сыном Шоном (Андерсон) перегоняют большое стадо овец по отдалённым малонаселённым районам Австралии. Главу семьи устраивает жизнь странника, но его домочадцы мечтают об оседлом быте. Во время одного из переходов они встречают англичанина Руперта Веннекера (Устинов) и вместе с ним отправляются в ближайший город Кандвилл, где должны передать животных. По дороге они чуть не погибают во время сильного лесного пожара.
Хозяйка одного из баров города, миссис Ферт (Джонс), увлекается Рупертом, но того, как и Пэдда, не устраивает тихая жизнь на одном месте. Ида уговаривает мужа провести в Кандвилле некоторое время: она устраивается на работу поваром, а он — стригалем. Ида наслаждается обществом окружающих людей, общением с другими женщинами. Семье удаётся скопить немного денег: Пэдд считается одним из лучших мастеров по стрижке овец. Но однажды он неосмотрительно заключает пари с приезжим невзрачным, но жилистым стариком. Тот оказывается мастерским стригалем и достаточно легко обыгрывает Пэдда, который в результате теряет все накопления.
Очередной сомнительной затеей главного героя становится игра в Two-up (близкий аналог русской «орлянки») в баре местной гостиницы. Ему неожиданно везёт, и он не только зарабатывает хорошие деньги, но и выигрывает породистого скакуна — мечту всей жизни. Он недолго тренирует своего сына в качестве жокея и выставляет коня, названного Бродягой, на ближайших местных скачках. Бродяга под седлом Шона приходит первым. На вырученные деньги Ида уговаривает мужа купить ферму. Пэдд отправляется совершить сделку, но уже к вечеру возвращается ни с чем, проиграв всё в Two-up. Мужчина испытывает угрызения совести, он решает продать коня, но Бродягу готовы купить только после ещё одной победы.
На ближайших скачках Шон вновь выигрывает, но его дисквалифицируют за нарушение правил при обгоне одного из участников. Сделка срывается. Неудачи сплачивают семью. Ида прощает мужа, все вместе они полны решимости однажды заработать средства на покупку собственной фермы.
В ролях
- Дебора Керр — Ида Кармоди
- Роберт Митчем — Пэдд Кармоди
- Питер Устинов — Руперт Веннекер
- Глинис Джонс — миссис Ферт
- Дина Мэрилл — Джин Халстед
- Джон Мейллон — Блуи Браун
- Чипс Рафферти — Куинлан
Награды
- 1960 год — награда Национального совета кинокритиков США лучшему актёру (Митчем).
- 1960 год — премия New York Film Critics Circle за лучшую женскую роль (Керр).
- 1961 год — 5 номинаций на премию Оскар: за лучший фильм, лучшую женскую роль (Керр), лучшую женскую роль второго плана (Джонс), лучшую режиссуру, лучший адаптированный сценарий.
- 1961 год — Золотой глобус (специальный приз жюри); номинация за лучшую режиссуру.
- 1962 год — 3 номинации на премию BAFTA: за лучшую женскую роль (Керр), лучший фильм и лучший британский фильм.
Критика
Обозреватель The New York Times, свидетель премьеры в конце 1960 года, считает, что появление подобного семейного фильма незадолго до Рождества не случайно: «Персонажи изобилуют свежестью, открытостью и жизненной силой. Сцены действия полны динамикой — перегон овец, их стрижка, скачки лошадей на безграничных просторах. Сцены личностных отношений — глубиной и откровенностью, какими они и должны быть между хорошими и тонко чувствующими людьми»[1].
В более поздней рецензии кинокритик Эмануэль Леви с одной стороны называет фильм качественным и по-хорошему сентиментальным, а с другой — скучным и снисходительным к зрителю. По его мнению Циннеман снял фильм профессионально, но без внутренней энергии[2]. Излишнюю затянутость ленты отмечает и обозреватель журнала Time Out[3].
Напишите отзыв о статье "Бродяги (фильм, 1960)"
Примечания
- ↑ Crouther, B. [www.nytimes.com/movie/review?res=9401E3DF1630EF3ABC4153DFB467838B679EDE The Sundowners (1960) Film on Australians Opens at Music Hall] (англ.). The New York Times (09.12.1960). Проверено 29 сентября 2015.
- ↑ Levy, Е. [emanuellevy.com/review/sundowners-the-3/ Sundowners] (англ.). emanuellevy.com/ (02.12.2006). Проверено 30 сентября 2015.
- ↑ [www.timeout.com/london/film/the-sundowners-1960 The Sundowners] Time Out Digital Ltd (англ.)
Ссылки
- «Бродяги» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v10921 Бродяги] (англ.) на сайте allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/cook_the_thief_his_wife_and_her_lover/ Бродяги] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
Отрывок, характеризующий Бродяги (фильм, 1960)
Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
