Нейтральный монизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Нейтральный монизм — метафизическое воззрение, согласно которому психическое и физическое являются двумя способами организации или описания тех же самых элементов, которые сами по себе являются «нейтральными», то есть не носят ни физического, ни психического характера. Эта точка зрения отрицает, что психическое и физическое — две принципиально разные вещи. Скорее всего, с точки зрения нейтрального монизма, Вселенная состоит только из одного вида субстанции — в виде нейтральных элементов, которые сами по себе не являются ни психическими, ни физическими. Эти нейтральные элементы, возможно, имеют свойства цвета и формы, так же, как и мы воспринимаем эти свойства. Но эти оформленные и наделённые цветом элементы не существуют в уме (рассматривается как существующая реальность, будь она дуалистической или физической); они существуют сами по себе.

Нейтральный монизм представляет собой одну из разновидностей двухаспектной теории. В соответствии с нейтральным монизмом, всё сущее состоит из одного вида (отсюда и монизм) первичного вещества, которое само по себе не является ни психическим, ни физическим, но способно проявлять различные психические и физические аспекты или атрибуты, которые являются двумя сторонами одной и той же базовой реальности в одной субстанции[1][2].

Виднейшими представителями нейтрального монизма являются Уильям Джеймс и Бертран Рассел.

Хотя нейтральный монизм является всеобъемлющей доктриной, в которой рассматриваются все аспекты реальности, он часто понимается в узком смысле — как попытка решения проблемы «сознание-тело»[3].

Двухаспектная теория часто сравнивается с корпускулярно-волновым дуализмом в квантовой физике. Хотя квантовые сущности (к примеру, фотоны или электроны) на квантовом уровне не являются ни частицами, ни волнами, при регистрации их причинных эффектов с помощью научных инструментов они во всех случаях ведут себя либо как частицы, либо как волны, и никогда – как частицы и волны одновременно. Точно также сознание субъекта, за которым он наблюдает, проявляется как феноменальные переживания, а когда на мозг этого субъекта смотрит сторонний наблюдатель, он видит только электрохимическую активность и нейронные структуры. Поскольку ни один наблюдатель не имеет возможности наблюдать за сознанием одновременно и своими глазами, и со стороны, ни одну из этих точек зрения не следует считать более фундаментальной. В современных научных исследованиях сознания получила широкую известность созданная британским психологом Максом Велмансом версия нейтрального монизма, известная как рефлексивный монизм[4].

Напишите отзыв о статье "Нейтральный монизм"



Примечания

  1. Прист, Стивен. [psylib.org.ua/books/prist01/txt06.htm Теории сознания] / Перевод с английского и предисловие: А. Ф. Грязнов. — Москва: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. — 288 с. — ISBN 5-7333-0022-1.
  2. Е.В. Вострикова. Анализ сознания // [epistemology_of_science.academic.ru/29/анализ_сознания Энциклопедия эпистемологии и философии науки] / И. Т. Касавин. — Москва: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009. — 1248 с.
  3. [plato.stanford.edu/entries/neutral-monism/ The Stanford Encyclopedia of Philosophy/Neutral Monism]
  4. Антти Ревонсуо. Глава 1. Философские основы науки о сознании // [books.google.ru/books?id=drIWIPNONpgC&pg=PA60&lpg=PA60&dq=%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D1%81+%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81&source=bl&ots=p3xV86eRwQ&sig=aAdi-gi3-YotmwKHaqZCyZmLgBc&hl=en&sa=X&ei=qJ3eVISXF-GpygOC_oDYCg&redir_esc=y#v=onepage&q=%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D1%81%20%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81&f=true Психология сознания] / Перевод: А. Стативка, З. С. Замчук. — Санкт-Петербург: Питер, 2013. — 336 с. — (Мастера психологии). — ISBN 978-5-459-01116-6.

Ссылки

  • [plato.stanford.edu/entries/neutral-monism/ Нейтральный монизм]

Отрывок, характеризующий Нейтральный монизм

– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!