Неолиберальные реформы в Мексике

Неолиберальные реформы в Мексике — комплекс мер в духе неолиберализма, принятых правительством Мексики в 1980-х — начале 1990-х годов для преодоления энергетического кризиса.

Реформы Мигеля де ла Мадрида

Глобальный кризис 1970-х гг плохо сказался на мексиканской экономике. В попытках справиться с кризисом правительство расширяло государственный сектор за счет национализации убыточных частных предприятий. Число государственных предприятий удвоилось в период с 1970 по 1980 год. Создавая таким образом рабочие места, правительство старалось предотвратить беспорядки среди рабочих. Однако эти предприятия теряли деньги, вынуждая государство брать кредиты для их финансирования. Мексиканские нефтяные месторождения делали страну привлекательной для кредитования. Иностранный долг Мексики увеличился с 6,8 млрд долл. в 1972 году до 58 млрд долл. в 1982 году.

Но политика высоких процентных ставок, проводимая Полом Волкером; рецессия в США и как следствие падение спроса на мексиканские товары; падение цен на нефть привели к банкротству Мексики. Это сопровождалось утечкой капитала, которая происходила в ожидании девальвации песо. В качестве чрезвычайных мер президент Лопес Портильо принимает решение о национализации банковской системы. Однако пришедший ему на смену Мигель де ла Мадрид поддержал бизнес элиту и банкиров.

МВФ, Всемирный банк и Казначейство США предложили де ла Мадриду программу по выходу из кризиса. Она включала не только экономию бюджета, но и широкий круг неолиберальных реформ, таких как приватизация; реорганизация финансовой системы таким образом чтобы она соответствовала иностранным интересам; открытие внутренних рынков для иностранного капитала; снижение таможенных барьеров и создание более гибкого рынка рабочей силы. В 1984 году Всемирный банк впервые за свою историю выдал кредит в обмен на неолиберальные реформы. Впоследствии де ла Мадрид открыл Мексику для мирового рынка благодаря присоединению первой к ГАТТ.

С 1983 по 1988 год доход на душу населения падал на 5 процентов в год. Величина зарплат рабочих сократилась на 40—50 процентов. Инфляция, которая составляла 3—4 % в 1960-е выросла до 13—19 % после 1976 года, в отдельные годы достигая 100 %. В 1986 году инфляция составила 146,3 %. Одновременно государство отказалось от расходов на общественные блага. Снизились расходы на продовольственные субсидии, обучение и здоровье. В Мехико на 12 % выросли цены на общественный транспорт и на 25 % на питьевую воду, 18 % на здравоохранение и 26 % на вывоз мусора. Разгул преступности превратил столицу в один из опаснейших городов Латинской Америки.

Де ла Мадрид видел единственный выход из долгов в продаже государственных предприятий. Приватизация потребовала полного пересмотра рабочих договоров. Давление пролетариата на правительство усилилось. Теперь бастовали сотни тысяч человек в год (в 1970-х эти цифры были скромнее — менее 10 тыс. в год). Выступления рабочих достигли своего пика в конце 1980-х и были жестко подавлены правительством.

Борьба с организованным рабочим движением усилилась при президенте Карлосе Салинасе, занявшем пост в 1988 году. Несколько профсоюзных лидеров были посажены в тюрьму по обвинениям в коррупции — их место заняли более сговорчивые люди, послушные правящей партии. Забастовки несколько раз подавлялись войсками.

В 1984—1985 годах начался экономический подъём, который продолжался до последовавшего вскоре нового падения цен на нефть.

Реформы Карлоса Салинаса — «салинастройка»

Реформы Карлоса Салинаса в литературе часто называются «салинастройка» по аналогии с реформами Михаила Горбачёва.

Салинас ускорил темпы приватизации — в 1990—1992 гг. были приватизированы активы на сумму 22 млрд долл . Основными посылами реформистской программы Салинаса были открытие Мексики для дальнейших инвестиций и создание конкуренции. При нём Мексика заключила с США договор НАФТА, вводивший свободное передвижение товаров, капитала и рабочей силы. НАФТА представляло собой уникальный проект — впервые проводилась интеграция развивающейся страны с высокоразвитыми государствами. Правительство Салинаса надеялось на увеличение сбыта мексиканских товаров на рынок США, рост предприятий с высоким качеством продукции, увеличение занятости, отток избыточной рабочей силы в США.

Между тем, занятость в государственном секторе уменьшилась вдвое за период с 1988 по 1994 год. К 2000 году число государственных предприятий уменьшилось до 200 против 1100 в 1982 году. На границе с США выросло число макиладорас, ставших фундаментальными для мексиканской экономики. Импорт вырос с 11—12 млрд долл. в 1986—1987 годах до 40 млдр в 1992 году. Этот процесс сопровождался возникновением негативного внешнеторгового баланса. За счет краткосрочных кредитов Мексике удавалось перекрывать торговый и платежный дефицит. Но уменьшение потока инвестиций привело к кризису 1994 года.

Приватизация проводилась таким образом, чтобы соответствовать интересам иностранного капитала. Так, поспешно национализированные при Портильо банки были реприватизированы. В соответствии с НАФТА Салинас должен был открыть и сельскохозяйственный сектор. Был принят закон, подрывавший один из важных столпов, на котором долгое время держалась идеология ИРП — общинноое землевладение (эхидо). Закон 1991 года позволил приватизировать земли эхидо. Снижение таможенных барьеров привело к другой проблеме. Дешевая сельскохозяйственная продукция из США опустила цены на зерно и другие товары до такого уровня, где с ней могли конкурировать только очень эффективные мексиканские хозяйства. Многим крестьянам пришлось покинуть свои наделы и перебраться в город, где они только пополняли массу безработных. Недовольство аграрными реформами росло и в 1994 году вылилось в восстание сапатистов.

Литература

• Harvey D. [books.google.ru/books?id=F5DZvEVt890C&pg=PT106#v=onepage&q&f=false A Brief History of Neoliberalism]. — Oxford University Press, 2005. — ISBN 9780191622946.
• Строганов А. И. Латинская Америка в XX веке : пособие для вузов. — 2-е изд., испр. и доп.. — М.: Дрофа, 2008. — 432 с. — ISBN 9785358046573.

Отрывок, характеризующий Неолиберальные реформы в Мексике

Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.