Ном (Древний Египет)

См. также: Список номов Древнего Египта и Города Древнего Египта

Ном, номос (др.-греч. νομός, лат. nomus) — греческое и римское название административной единицы в Древнем Египте, утвердившееся с эллинистического периода и также применяемое в науке к более древним эпохам истории Египта, когда области государства носили название септ, спат, сепат (транслит. егип. spt, sp3t).

Название

Древнеегипетское название нома — септ, транслитерируется как spt — спт, для удобства между согласными вставляется буква «е». В текстах пирамид звука «а» ещё не было, поэтому наиболее раннее произношение — спт, а позднее — спат, сепат (sp3t). Устаревшее прочтение, от которого современные египтологи отказались — джатт (ḏ3tt). Варианты иероглифического написания названия:

1.	2.	3.	4.

Греческое название — «номос» (др.-греч. νομός) впервые встречается у Геродота, и в данном контексте означает «округ», «область» произведённое от другого значения — «пастбище», «обиталище». Римляне, помимо «номус» (лат. nomus), иногда называли эти административные единицы латинским словом «префектура» или «префектура города» (лат. praefecturae oppidorum), например у Плиния в «Естественной истории».

Количество

Доподлинно неизвестно, при каком из царей I—II династии была введена административная номовая система, но, по существующим сведениям, она уже существовала к началу правления III династии. Количество и площадь номов не были постоянными:

• 37 номов — 22 в Верхнем и 15 в Нижнем Египте — называются в период Древнего царства (XXVIII — XXII вв. до н. э.) в списках храмов фараонов Снофру (IV династия) и Ниусерра (V династия).
• 42 нома — 22 в Верхнем и 20 в Нижнем Египте — называются в период Нового царства (XVI—XI вв. до н. э.), 42 бога на суде Осириса в 125-й главе «Книги мертвых» соответствовали 42-м номам.
• 36 номов — 10 в Фиваиде (Верхний Египет), 10 в Дельте (Нижний Египет), 16 в Гептаномиде (Средний Египет) — такое число приводит Страбон, но сразу же оговаривается: «…что по словам некоторых писателей, всех номов было столько, сколько зал в Лабиринте; число же их меньше 36…»
• 42 нома (иногда 44) — в списках греко-римского Египта, административная система усложняется, происходит более мелкое дробление областей, были образованы новые номы, а старые переименованы или получили соответствующие греческие, а позже римские названия.

Особенности в различные периоды

Династический период

Возникновение. По господствовавшей в египтологии до 1970-х годов теории, номы — это первые примитивные государства в Древнем Египте, ставшие позже административными единицами объединённой страны. Сегодня некоторые исследователи связывают возникновение номов с административными преобразованиями раннединастического времени (Е. Мартин-Пардей и др.).

Каждый ном имел свои установленные границы, политический и религиозный центр, войско, богов-покровителей и символ-герб. Также одной из главных причин централизации в административных областях была необходимость обеспечения функционирования единой ирригационной системы.

Прочие территории. Термином «септ» древние египтяне обозначали административную территорию, которая в свою очередь подразделялся на различные угодья и владения — одно из них — «у», небольшая область в рамках септа. По поздним текстам известен термин gs-pr — территория применительно к владениям храмов.

 — «У» (егип. w) округ, область, иногда в Новом царстве графически — ww.
 — gs-pr территория применительно к храму.

Эллинистический период

Территориальные нововведения. При Птолемеях административная система Египта была модернизирована в соответствии с интересами греко-македонской знати на основе уходящих в глубокую древность прежних территориальных единиц. Весь Египет — так называемая у греков «хора» (др.-греч. χώρα, то есть страна, сельская местность), сохранил старое египетское разделение, но с изменёнными границами и корректировкой функций прежней администрации. Каждый ном был разделен на топархии (обычно две). Каждая топархия состояла из самых низовых административных единиц, называвшихся «ком» (др.-греч. κώμη, деревня). При этом количество топархий и ком в разных номах было не одинаковым. У Геродота и Страбона упоминается наименьшая единица деления — арура (др.-греч. ἄρουρα), мера земельной площади у греков — около 0,024 га, у египтян — около 0,2 га. Последний объясняет что «такое точное и мелкое деление необходимо из-за постоянного смешения границ, причиняемого Нилом во время разливов».

Помимо номов были выделены три официальных полиса (др.-греч. πόλις) — привилегированных территориально-административных области городов Александрия, Птолемаида и Навкратис. Последний имел наименьшие привилегии и относился к Саисскому ному, а Александрия, как столица страны, обладала наибольшими юридическими правами самоуправления, и даже считалась юридически отдельной от «хоры» (то есть не входящей в Египет, а прилежащей к нему). Особое устройство получил большой XXI ном Верхнего Египта, расположенный в Фаюме — он стал подразделяться на три крупные части, так называемые «мериды».

Хозяйствование. Как и в Династическом Египте хозяйственная деятельность номов была зависима от предписаний из столицы, в связи с тем, что, как и прежде была необходимость централизации управления единой ирригационной системой. Ирригация оставалась основой сельского хозяйства, с выделенных в номах «царских земель» урожай отправлялся в Александрию, на месте оставалось зерно в размерах прожиточного минимума. Также развивалось производство, по всей стране были размещены мастерские принадлежащие к «царским монополиям», работники которых законодательно закреплялись за номом и не имели права уходить из него.

Администрация.
Руководство группы номов, обычно входящей в округ (всего было три округа — Фиваида, Гептаномида и Дельта):

• «эпистратег» — глава стратегов округа.
• «гиподиойкеты» и местные «диойкеты» — соответствовали диойкету, только рангом ниже — в округах.

Руководство нома:

• «стратег» — назначаемые царём представители его администрации, постепенно сменили номархов.
• «эконом» — возглавлял финансовое ведомство нома, подчинялся диойкету.
• «антиграфевс» — контролер при экономе, подчинялся эклогисту.
• «басиликограмматевс» — возглавлявший счетно-контрольное ведомство с обширной канцелярией и архивом царский секретарь.
• «номарх» — управляющий царскими владениями в номе, и обширными территориями — номархиями, часто не совпадавших с границами номов.
• «эпистат» — жрец, управляющий храмами, ответственный перед правительством за выполнение храмами своих обязательств по отношению к государству.

В топархиях, а за ними и в комах, административная иерархия повторяла номовую, с полномочиями для своих административных единиц.

Римский период

Номарх

Во главе административного аппарата нома стоял номарх (др.-греч. νομάρχης), он являлся представителем фараона, а также осуществлял контроль и управление административной областью. В его полномочия входили сбор налогов, судебные функции, набор и обеспечение войск, хозяйственное администрирование.

Титул номарха иногда напрямую назначался фараоном, а иногда передавался по наследству. Обычно наследственная передача титула практиковалась во время промежуточных периодов истории Египта, когда ослабление центральной власти приводило к усилению соперничества номархов с фараонами и между собой. В такие смутные времена личные амбиции и возможности некоторых номархов позволяли им добиваться большей самостоятельности и обособления своего нома, что, в свою очередь, приводило к дроблению территории Египта и даже иногда падению власти фараона. Известны случаи узурпации номархами права на корону, некоторые из которых привели к возникновению новых сильных династий, восстанавливающих централизованную власть в стране.

В Эллинистическом Египте номархи стали постепенно уступать власть назначаемым в номы стратегам. Эти должности были введены Птолемеем I (правил 323—283 гг. до н. э.), как следствие завоевания Египта греко-македонянами. Птолемей II (правил 285—246 гг. до н. э.) окончательно распределил административные функции, номовые чиновники теперь формально подчинялись царю, а реально — назначаемому представителю царя — стратегу, к которому переходит военно-политическая власть в номе. Номарх становиться управляющим царскими владениями, фактически его полномочия сводятся к функциями чиновника по сельскохозяйственному ведомству.

Деление Верхнего Египта

Карта расположения септов (номов) Верхнего Египта и их столиц в Династический период.                   

Абу (I)

I Та-сети

Бехдет (II)

II Учес-Хор

Нехен (III)

                

Хефат (III)

Нехеб (III)

III Нехен

Иуни (IV)

Уасет (IV)

Гебту (V)

        V Нечеруи

      VI Икер

Иунет-та-нечерет (VI)

VII Бат      
    IV Уасет

Хут-Сехем (VII)

Чени (VIII)</sup>

Ипу (IX)

VIII Та-ур

IX Мену

X Уаджит

Чебу (X)

              XI Сет

Пер-Немти (XII)

                  XII Атефет

Саути (XIII) 
                              Шас-Хетеп (XI)

Кис (XIV)

Ахетатон (XV)

Хемену (XV)
XIV Неджефет-
пехтет              
XIII Неджефет-        
хенетет           

XV Унут

Хебену (XVI)

Хор-Ди (XVII)

Хут-Несу (XVIII)

                      XVIII Немти

XVII Инпут    
XVI Махедж

Пер-меджед (XIX)

XIX Уабуи          

Нени-несу (XX)

Шена-хен (XXI)
Шедит          

Теп-иху (XXII)

                          XXII Меденит

Небит

XXI Нарет-пехет                        

XX Нарет-хенетет

Расположение септов (номов) Верхнего Египта (согласно «классическому списку») и их столиц на современной карте республики Египет, с указанием административного деления на мухафазы.

• Точками обозначены столицы номов (иногда столиц у нома несколько, т.к. они могли менятся в различные периоды). Название слева от указанной точки означает, что город на левом берегу Нила, справа — на правом (исключения: 1. Абу — находился посредине реки на острове; 2. Шедит — находился в области Та-ше, совр.Файюм).
• Рядом со столицей указана римская цифра принадлежности к определённому ному. Исключения: 1. город Небит — в Династический период не был столицей нома, но возможно был главным городом некой области в рамках I нома; 2. город Шедит — был главным городом области Та-ше, которая в Династический период не выделялась в отдельный ном, а была в составе XXII ( XXI?) нома.
• Подчёркиванием и белой короной Юга (Хеджит), отмечены города, бывшие в некоторые периоды верхнеегипетскими столицами. Подчёркиванием и двойной короной (Пшент), отмечены общеегипетские столицы.

Иероглифическое написание номов Верхнего Египта
список «белого святилища» (Карнак)

I, II, III, IV	V, VI, VII	VIII, IX, X, XI	XII, XIII, XIV
XV, XVII, XVII	XVIII, XIX, XX	XXI, XXII

Деление Нижнего Египта

См также: Список номов Древнего Египта. Нижний Египет.

Граница Нижнего Египта начинается к северу от Мемфиса, когда окружающие долину Верхнего Египта скалы постепенно расступаются. Здесь русло Нила начинает распадаться на несколько рукавов, которые веерообразно расходятся к Средиземному морю. Смысловая значение термина Нижний Египет, то же, что и употребляемое древними египтянами название той области — «низовье», то есть место «в низу», вниз по реке Нил.

В трудах Геродота впервые встречается греческое название Нижнего Египта — Дельта. Диодор Сицилийский объясняет происхождение этого названия схожестью устьев Нила с треугольником, похожим на греческую букву — Δ Дельта).

• Nome L 1 3 .jpg

  Номы I, II, III Нижнего Египта

• Nome L 4 6 .jpg

  Номы IV, V, VI Нижнего Египта

• Nome L 7 9 .jpg

  Номы VII, VIII, IX Нижнего Египта

• Nome L 10 13.jpg

  Номы X, XI, XII, XV Нижнего Египта (утеряны)

• Nome L 14 16.jpg

  Номы XIII (№15), XIV (№16), XVI (№14) Нижнего Египта

• Nome L Col 17 19.jpg

  Номы XVII (№18), XVIII (№19) Нижнего Египта

• Nome L Col 20 22.jpg

  Номы XIX (№21) XX (№22) Нижнего Египта

«Номовое» государство

В российском востоковедении помимо понятия ном — административная единица Древнего Египта, утвердилось предложенное И. М. Дьяконовым и В. А. Якобсоном типологическое деление государств III—II тыс. до н. э. на «номовые» и «территориальные». «Номовыми» называют государственные образования в пределах одной (реже нескольких) общин и имеющих один (крайне редко два-три) политических (религиозных) центра, также к ним примыкали сельскохозяйственные и охотничьи (иногда и рыболовные) угодья. «Территориальными» называют крупные государства охватывающие некий речной бассейн.

Основным типом древних государств является «номовое» — фактически город-государство (в Древнем Египте к ним принадлежали мелкие царства до объединения страны). Более редким являлось «территориальное» государство, и его главной особенностью была его недолговечность. Единственным исключением стала долина Нила, где «территориальное» государство просуществовало тысячелетия, что некоторые историки связывают со специфическими природно-географическими условиями.

Напишите отзыв о статье "Ном (Древний Египет)"

Примечания

Литература

• Кузнецов Д. В. Эллинистический Египет: основные тенденции развития в конце IV — второй трети I вв. до н. э.: Учебное пособие. — Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2005. — 196 с.
• Helck, W. Die altägyptische Gaue. Wiesbaden, 1974 (Beihefte zum Tübinger Atlas des Vorderen Orients. Reihe B (Geisteswissenschaften), Nr. 5).
• Martin-Pardey, E. Untersuchungen zur ägyptischen Provinzialverwaltung bis zum Ende des Alten Reiches. Hildesheim, 1976 (Hildesheimer Ägyptologische Beiträge, 1) (возникновение номовой системы и её функционирование в эпоху Старого царства)
• Gomaà, F. Die Besiedlung Ägyptens während des Mittleren Reiches. Wiesbaden, 1986 (Beihefte zum Tübinger Atlas des Vorderen Orients. Reihe B (Geisteswissenschaften), Nr. 66). (административное устройство в эпоху Среднего царства)
• Wilkinson, T. A. H. Early Dynastic Egypt. L., 1999. P. 141 ff. ISBN 0-415-26011-6 (возникновение номовой системы)

Ссылки

• [www.egyptology.ru «Египтологический изборник».]

Отрывок, характеризующий Ном (Древний Египет)

Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».