Огарёва, 6 (фильм)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Огарева, 6»)
Перейти к: навигация, поиск
Огарёва, 6
Жанр

детективный фильм
криминальный фильм

Режиссёр

Борис Григорьев

Автор
сценария

Юлиан Семёнов

В главных
ролях

Василий Лановой
Георгий Юматов
Евгений Герасимов

Оператор

Игорь Клебанов

Композитор

Георгий Дмитриев

Кинокомпания

Киностудия им. М. Горького

Длительность

83 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1980

IMDb

ID 0081267

К:Фильмы 1980 года

«Огарёва, 6» — советский остросюжетный детективный художественный фильм, снятый в 1980 году по мотивам одноимённой повести Юлиана Семёнова режиссёром Борисом Григорьевым. Продолжение известного детектива «Петровка, 38».





Сюжет

В Ленинграде совершено убийство с целью ограбления кавказца, приехавшего в большой город, чтобы приобрести автомобиль. Причина смерти — передозировка сильнодействующего снотворного.

В Москве происходит аналогичный случай, но потерпевший остаётся жив и убегает из больницы, оставив поддельный паспорт на фамилию Урушадзе с фотографией начальника отдела технического контроля Пригорской ювелирно-гранильной фабрики Налбандова.

В сухумской гостинице некто пытается изнасиловать молодую актрису и, убегая, случайно оставляет в её номере несколько огранённых драгоценных камней. Экспертиза находит на камнях следы снотворного, которым был отравлен погибший покупатель автомобиля. Злоумышленник крутился возле съёмочной группы и на негативе осталось его изображение, кроме того костюмерша называет мастеров, где он мог пошить свой костюм. Милиция арестовывает аспиранта Кажаева, обвиняя его в попытке изнасилования. Костенко сдаёт его пиджак на экспертизу, которая обнаруживает следы того же снотворного. Камни огранены на Пригорской фабрике.

Директор Пригорской фабрики Пименов встречается в кафе с сотрудником Госплана Проскуряковым, заявляет ему, что Налбандов, перевозя партию камней, попался с фальшивым паспортом. Пименов требует, чтобы Проскуряков, используя свой вес, повлиял на расследование. Разгневанный Проскуряков умирает от инфаркта прямо в кафе. Костенко вызывает Пименова на допрос, заявляя, что камни пропали на его фабрике. По просьбе Костенко эксперт ОБХСС устанавливает, что мощности новых станков фабрики используются далеко не в полную силу, кроме того покойный Проскуряков неоднократно выделял новейшее оборудование именно Пригорской фабрике.

Полковнику Сухишвили удаётся разговорить инструктора альпинистского лагеря Морадзе, пострадавшего в прошлом от действий милиции. Альпинистам удаётся найти чемодан с драгоценными камнями и крупной суммой денег, соответствующей сумме, которую похитил преступник у отравленных им жертв.

Оказывается, что Пименов, используя дополнительные производственные мощности, организовал нелегальное производство драгоценных камней. Начальник ОТК фабрики Налбандов, будучи курьером по доставке драгоценных камней в Москву, едва не стал жертвой отравителя Кажаева, но коньяк ослабил действие яда. Кажаев, убегая, оставил камни в номере актрисы. Пименов уговорил Налбандова для отвода глаз совершить кражу на заводе, а сам приказал усилить бдительность. Налбандов был тяжело ранен пулей охранника, но успел рассказать оперативникам о Пименове и Кажаеве. Милиция находит шалаш Пименова, в котором тот укрывал Налбандова. Заведующая буфетом аэропорта узнаёт на фотографии Пименова, покупавшего кур и водку для предстоящей трапезы с Налбандовым. Пименов скрывается. Его сообщник, который реализовывал камни в Москве, говорит, что у Пименова есть дача где-то в Подмосковье.

Костенко выводит на чистую воду Кажаева, а полковник Садчиков, возвращаясь из пригорода, случайно встречает на станции электрички Пименова. Пименов сталкивает Садчикова под поезд и улетает на самолёте в Сибирь, однако Костенко разгадывает его план, и преступника арестовывают прямо на взлётной полосе…

В ролях

Озвучивание

Съёмочная группа

Технические данные

Отличия от книги

  • В повести фамилия преступника-отравителя — Кешалава, в фильме же его фамилия — Кажаев;
  • В фильме Пименов использует избыточное новейшее оборудование для производства гранатов. В книге на фабрике и связанных мастерских Пименовым организовано производство игл для проигрывателей и ряда других дефицитных в советское время товаров, а воровством камней в тайне от всех занимался Налбандов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Огарёва, 6 (фильм)"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Огарёва, 6 (фильм)

Отрывок, характеризующий Огарёва, 6 (фильм)

Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Огарёва,_6_(фильм)&oldid=81256718»