Омороков, Леонид Иванович

Леонид Иванович Омороков
Дата рождения:	29 апреля 1881(1881-04-29)
Место рождения:	село Каменка Бердянского уезда Таврической губернии
Дата смерти:	30 марта 1971(1971-03-30) (89 лет)
Место смерти:	Казань
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	невропатология
Место работы:	Императорская Военно-медицинская академия в Санкт-Петербурге, Томский государственный университет (1917—1936 гг.), Казанский государственный медицинский университет (1936—1967 гг.)
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Императорская Военно-медицинская академия в Санкт-Петербурге
Известен как:	исследователь кожевниковской эпилепсии, один из первых разработчиков методики выращивания нервных клеток в искусственной среде, первооткрыватель патоморфологического субстрата особой формы эпилепсии — «хореической падучей» В. М. Бехтерева
Награды и премии:

Леони́д Ива́нович Оморо́ков (29 апреля 1881 г., село Каменка Бердянского уезда Таврической губернии — 30 марта 1971 г., город Казань) — выдающийся русский невропатолог, доктор медицины, заслуженный деятель науки Татарской АССР.

Биография

Леонид Иванович Омороков происходил из мещанской семьи. Общее среднее образование получил в Екатеринославской классической гимназии. Рано лишился матери, и в силу материальной необеспеченности семьи, начиная с 5-го класса, постоянно зарабатывал на жизнь частными уроками.

В 1901—1907 гг. Л. И. Омороков учился в Императорской Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге, при которой впоследствии и был оставлен по избранным специальностям — нервные и душевные болезни.

В 1905 г. он добровольно оставил учёбу и отправился на русско-японский фронт в Манчжурию, где воинский подвиг Л. И. Оморокова был отмечен Георгиевским крестом.

Научная деятельность

По окончании учёбы в 1907 г.под руководством В. М. Бехтерева Л. И. Омороков изучал основы клиники нервных и психических болезней.

В 1911 г. он защитил докторскую диссертацию под названием «Газообмен при душевных заболеваниях».

Научные интересы Л. И. Оморокова были необычайно многогранны. Он совершенствовал свои знания в лучших клиниках и лабораториях Европы, которыми руководили Герман Оппенгейм, Жюль Жозеф Дежерин и Жозеф Бабинский (нервные болезни), Эмиль Крепелин (психиатрия), Копш, Якобсон, Людвиг Ашофф и Алоис Альцгеймер (анатомия и патология нервной системы), Эрнст Леопольд Сальковский (биохимия), Фикер (бактериология), Эрлих (серология), И. И. Мечников (анафилаксия в Пастеровском институте Парижа).

По возвращению из-за границы в течение короткого времени Л. И. Омороков читал доцентский курс патоморфологии и семиотики нервных болезней в Императорской Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге.

В 1914—1917 гг., во время Первой мировой войны, он был мобилизован на северо-западный фронт, где являлся начальником фронтового госпиталя.

Руководство кафедрами в Томском и Казанском университетах

В октябре 1917 г. Л. И. Омороков был избран профессором невропатологии Томского университета, где он организовал первую в Сибири кафедру нервных и душевных болезней, которой руководил до 1936 г.

Основные научные направления этого периода были посвящены нейроморфологическим исследованиям нервной системы. Л. И. Омороков разрабатывал начатые профессором П. Л. Авроровым и П. И. Тиховым исследования по выращиванию нервной ткани вне организма и предложил свою оригинальную методику. Им были созданы нейрогистологическая лаборатория и патологоанатомический музей, организован научный студенческий кружок по неврологии.

Мировую известность Л. И. Оморокову принесли ему исследования, посвящённые кожевниковской эпилепсии.

Он изучил эпидемиологию, клинику и патоморфологию этой болезни в Сибири, представив доказательства её инфекционной природы. Л. И. Омороков прокурировал 104 больных кожевниковской эпилепсией, на то время это было самое большое число наблюдений в мире.

Он обогатил семиотику нервных болезней описанием тибиального феномена при поражении мозолистого тела и создал учебник «Введение в клиническую невропатологию», который до настоящего времени пользуется популярностью среди студентов и врачей.

Затем в течение тридцати лет — с 1936 по 1967 гг. — Л. И. Омороков возглавлял кафедру нервных болезней Казанского государственного медицинского института.

Благородство, честность и прямота, присущие талантливому ученому, не могли не сказаться на существовавшей в клинике атмосфере . Под его руководством работали известные неврологи Н. И. Савченко, Е. И. Еселевич, М. В. Кочергин, Ф. И. Вольтер, В. М. Сироткин, В. И. Танкиевская и многие другие. Леонид Иванович устанавливал деловые связи тогда, когда этого требовала клиническая деятельность. Так, придавая особое значение повреждениям клеток коры моторной зоны в происхождении кожевниковской эпилепсии, он налаживает контакт с хирургами и совместно с ними внедряет в практику оперативное лечение этой патологии. Круг научных интересов Л. И. Оморокова был необычайно широк и охватывал вопросы как невропатологии, так и психиатрии. Исследовательские работы его отличались углубленным анализом заболеваний мозга и детальной их верификацией.

— Исмагилов М. Ф., Попелянский Я. Ю. [www.infamed.com/nb/1-2_2001_22.html К 120-летию со дня рождения Л. И. Оморокова (1881 — 2001)]

Л. И. Омороков опубликовал около восьмидесяти научных работ по различным проблемам неврологии.

Л. И. Омороков одним из первых разработал методику выращивания нервных клеток в искусственной среде. Им был выявлен патоморфологический субстрат особой формы эпилепсии — «хореической падучей» В. М. Бехтерева.

В 1940 г. Л. И. Оморокову было присвоено почётное звание «Заслуженный деятель науки Татарской Автономной Советской Социалистической Республики». Он был также награждён «Орденом Ленина».

Отрывок, характеризующий Омороков, Леонид Иванович

Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.