Операция «Фоксли»

Операция Фоксли (англ. Operation Foxley) — план несостоявшегося покушения на Адольфа Гитлера, разработанная Управлением специальных операций (УСО) Великобритании в 1944 году. По мнению историков, наиболее вероятная дата покушения должна была быть 13-14 июля 1944 года, во время посещения Гитлером своей резиденции Бергхоф. Однако несмотря на то, что операция была детально разработана, она была УСО свёрнута. К этому времени британское руководство, узнав о наркотической зависимости Гитлера, пришло к выводу, что союзники одержат победу на Германией быстрее, если Гитлер останется во главе Третьего Рейха и Вермахта, чем если его заменит кто-то другой.

Предыстория

Управление специальных операций Великобритании разработало несколько планов покушения на Гитлера. Одним из первых настоящих планов был план бомбардировки поезда, когда в нём находился бы Гитлер. УСО уже имел большой опыт по крушению поездов с использованием взрывчатых веществ. План был отклонён, поскольку график перемещения Гитлера был слишком неопределённым и непредсказуемым: предупреждения на железнодорожные станции о прибытии состава с Гитлером приходили за несколько минут до его прибытия.

Другой план заключался в отравлении каким-нибудь безвкусным, но смертельным ядом системы питьевого водоснабжения вагона, в котором должен был находиться Гитлер. Однако и этот план был отклонён в виду сложности осуществления, поскольку требовал постоянного присутствия агента внутри вагона из-за непредсказуемости нахождения фюрера.

Разработка операции

В конце концов, было принято решение использовать снайпера, как способ с максимально вероятным успехом. Летом 1944 года, один немец из пленных в Нормандии, служивший ранее в личной охране Гитлера в Бергхофе, указал, что Гитлер практически всегда совершал 20-минутную утреннюю прогулку в одно и то же время, после 10 часов утра. Во время прогулок он любил быть в одиночестве, прогуливаясь возле леса, без видимой ему охраны. Тем более, когда Гитлер был в резиденции, там в его честь поднимался штандарт, который был виден, в том числе, из кафе, находившемся в соседнем городе.

Основная суть операции была в том, чтобы уничтожить Гитлера во время такой прогулки, когда он был бы без защиты, когда заходил в находившуюся в резиденции чайную. Согласно этому плану, люди из УСО сбрасывались с парашютами в окрестностях Бегхофа. Этими людьми, в качестве прикрытия, должны были быть поляки и английский снайпер, свободно говорящие по-немецки, одетые в немецкую военную форму. После десантирования группа должна была собраться, скрытно подобраться максимально близко для эффективного поражения цели (порядка 300 метров или ближе), при этом местность, по которой Гитлер совершал прогулки, должна была хорошо просматриваться. Именно в это время количество охранников вокруг Гитлера было минимально.

Снайпер был найден и ознакомлен с планом и инструкциями. Он был обучен стрельбе по движущейся мишени со снайперской винтовки Mauser 98k (нем. Karabiner 98k), являвшейся в Вермахте стандартным оружием, в условиях, максимально приближённых к условиям выполнения поставленной задачи. Так же, среди местного населения, был найден убеждённый антифашист, родом из Хайденталя ([de.wikipedia.org/wiki/Heidental Хайденталь]), дядя одного плененного англичанами солдата. Он жил в Зальцбурге, находившемся в 20 км. от Бергхофа и работал лавочником. Он с друзьями, также торговцами, регулярно посещал стрелковый тир, который располагался всего в 16 км от Бергхофа.

В УСО не все поддержали этот план. В частности, заместитель начальника Немецкого отдела УСО, полковник Роналд Торнли. Однако, его начальник, Сэр Джеральд Темплер и Британский Премьер-министр, Сэр Уинстон Черчилль план поддержали. Два человека уже были десантированы и внедрены, чтобы по команде, будучи переодетыми в форму немецких горных стрелков, выйти в зону предполагаемой стрельбы.

Итог разработки

План был представлен для окончательного утверждения в ноябре 1944 года, но так и не был осуществлён. Оставались разногласия в том, что ликвидация Гитлера как таковая не считалась хорошей идеей, поскольку:

• во-первых, Гитлер никогда не считался хорошим стратегом, и его смерть не была выгодна с военной точки зрения;
• во-вторых, в случае его гибели страну мог возглавить более сильный стратег;
• в-третьих, героизация личности Гитлера вне зависимости от исхода покушения могла поднять боевой дух немецкой армии, и вермахт тогда если не остановил бы, то задержал союзников надолго.

Именно Торнли убедил не проводить операцию, поскольку Германия была на грани поражения, а убийство Гитлера могло только ухудшить обстановку на фронте для союзников. Главная задача сводилась к уничтожению нацистского оплота как такового, а операция не гарантировала выполнение этой задачи. Более того, 14 июля 1944 Гитлер покинул Бергхоф и больше не возвращался туда вплоть до своей смерти 30 апреля 1945 года, что лишило операцию смысла.

Экранизация

Британская корпорация в 2003 году Би-би-си выпустила документальный фильм Убить Гитлера (сценарист и режиссёр Джереми Ловеринг). Фильм сделан в виде документальной драмы, основанной на документах об операции «Фоксли», с историческими кадрами и звуком, интервью со свидетелями тех событий, инсценировками и анализом несостоявшейся операции и её возможных последствий.

Смысл фильма заключался в анализе и предположениях о том, что если бы операции был дан зеленый свет и Гитлер был бы уничтожен, как бы развивались бы события в дальнейшем. Это отсутствие бомбардировок немецких городов и, вследствие, спасение, в общем, порядка 10 миллионов жизней, более раннее освобождение узников концлагерей, раннее прекращение войны на восточном фронте против СССР. Аналитики предположили, что у операции Фоксли были все шансы успешного осуществления в случае выбора снайпером удачной позиции для покушения на Гитлера.

Концепция убийства Адольфа Гитлера была использована Квенитином Тарантино в его фильме 2009 года "Бесславные ублюдки".

Литература

• Roger Moorhouse. Killing Hitler, Jonathan Cape, 2006. ISBN 0-224-07121-1
• Mark Seaman. Operation Foxley — The British Plan to Kill Hitler, Public Record Office, 1998

Отрывок, характеризующий Операция «Фоксли»

– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…