Отряд специального назначения «Людвиг Павлович»
| Отряд специального назначения «Людвиг Павлович» 60-й десантно-гвардейский батальон «Людвиг Павлович» | |
 Эмблема отряда | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в | |
| Тип |
спецназ |
| Включает в себя | |
| Численность |
батальон |
| Дислокация | |
| Покровитель | |
| Участие в | |
| Командиры | |
| Известные командиры | |
Отряд специального назначения «Людвиг Павлович» (хорв. Postrojba za posebne namjene Ludvig Pavlović), также известный как 60-й десантно-гвардейский батальон (хорв. 60. desantno-gardijska bojna) — подразделение Хорватского совета обороны, участвовавшее в Боснийской войне. Штабом отряда были казармы имени Божана Шимовича в Чаплине, сам отряд входил в состав 2-й гвардейской бригады ХВО. Своё имя он получил в честь Людвига «Лутко» Павловича, деятеля группировки хорватских националистов «Бугойнская группа», входившей в террористическую организацию «Хорватское революционное братство».
Личный состав отряда «Людвиг Павлович» был укомплектован на 99% хорватами из Герцеговины, более 80% личного состава составляли местные уроженцы, жившие в Герцеговине до распада СФРЮ. Отряд сражался на южной части фронта против боснийских мусульман, защищая хорватское гражданское население от экстремистов. Изначально отряд входил в 1-й добровольческий полк «Король Томислав», однако затем вышел из его состава и стал подразделением Хорватского совета обороны.
Содержание
История
Образование отряда
В январе 1992 года в городе Опузен был образован 1-й добровольческий полк «Король Томислав» (хорв. 1. dragovoljačka pukovnija Kralj Tomislav), в составе которого служили добровольцы, воевавшие против сербских националистов в Конавле, Осойнике, Чепикуче и Дубровникском Приморье. Со временем в личном составе полка стали появляться всё больше добровольцев из Герцеговины. После окончания обучения полк участвовал в обороне Крушево и Мостара, после чего перешёл в наступление и нанёс серьёзный урон сербским частям (противник потерял много солдат и единиц бронетехники). 24 апреля 1992 полком были с минимальным потерями захвачены казармы ЮНА в Чаплине, где в руки солдат попало огромное количество огнестрельного оружия, боеприпасов, инструментов, продовольствия, автомобилей и даже два танка M-34. Это была первая казарма, которую удалось отбить у сербов во время Боснийской войны: трофеи были распределены между другими хорватскими воинскими подразделениями.
После ещё нескольких сражений было принято решение об образовании корпуса и его направлении в Хаджичи. С учётом того, что солдатам полка задерживали заработную плату, а статус вооружённых сил Хорватии до конца не был определён и не позволял полку считаться официальным подразделением хорватских войск, недовольство солдат росло. Из 350 солдат личного состава полка всего 48 решили остаться в строю, в то время как остальные были уволены или покинули полк по собственному желанию. Около 50 человек ушли в 4-ю гвардейскую моторизованную бригаду «Пауки» Национальной гвардии Хорватии, а 92 человека во главе с заместителем командира Божаном Шимовичем решили продолжить войну. Они направились со всем своим оружием в Чаплину, где продолжалась на тот момент операция «Июньский рассвет» по переправе через Неретву.
4 июня 1992 солдаты отряда Шимовича приняли решение остаться на территории Герцеговины и не идти дальше в Босну.
Хорватский совет обороны
Было принято решение, что отряд перейдёт под контроль Хорватского совета обороны (его представительства в Чаплине) для дальнейшего перехода через Неретву. 6 июня представители ХВО в Чаплине временно предоставили отряду в распоряжение казарму «Габела». 7 июня отряд перешёл Неретву и взял местечко Севаш-Ниве, продолжив движение по маршруту холм Биволе — Домановице — Губавица — Житомисличе, выйдя к Столацу. Командование отряда требовало определить статус своих же подчинённых и 22 июня 1992 получила приказ от Мате Бобана и генерала Янко Бобетко, по которому наконец-то стала законным вооружённым формированием, получив наименование «Отдельный батальон ХВО» (хорв. Samostalna bojna HVO-a). После этого возобновились учения, приём добровольцев и разведка боем в различных районах Герцеговины.
Переименование
23 августа 1992, следуя пожеланиям всех своих подчинённых, командование дало имя отряду — «Людвиг Павлович». Предотвращая прорыв сербских частей к Ротимле и занимая район Ходова, отряд потерял своего командира Божана Шимовича, который погиб 8 ноября 1992. Ещё до его гибели с 15 октября в Ябланице и Прозоре начались столкновения между бошняками и хорватами. После смерти Шимовича командиром стал Драган Чурчич, а казарма отряда «Людвиг Павлович» получила имя Божана Шимовича. Далее прошёл ряд сражений за Бугойно, Витез, Бусовачу, Столац и Мостар. В битве при Бокшевице погибли четыре солдата, которые выполняли задачи в рамках операций «Цинцар» и «Зима '94». Отряд продолжил свой боевой пути в ходе операций «Лето '95» и «Мистраль», взяв Виторог, Куяче, Шипово, Босанско-Грахово, Дрвар, Яйце и Мрконич-Град.
Послевоенные годы
После войны отряд «Людвиг Павлович» вошёл в состав 2-й гвардейской бригады ХВО. В 2005 году после армейской реформы были созданы Вооружённые силы Боснии и Герцеговины путём объединения Армии Федерации Боснии и Герцеговины (с хорватскими частями, ранее состоявшими в ХВО) и Армии Республики Сербской, а отряд «Людвиг Павлович» фактически слился с другими частями новых вооружённых сил.
Напишите отзыв о статье "Отряд специального назначения «Людвиг Павлович»"
Литература
- Knjiga: Monografija "Božan Šimović", 1995.
Ссылки
- [www.forum.hr/showthread.php?t=886067 PPN Ludvig Pavlovic HVO] (хорв.)
- [citluk.net/pripadnici-grdana-obiljezili-21-godisnjicu-svog-osnutka/ Pripadnici Grdana obilježili 21. godišnjicu svog osnutka] (хорв.)
- [hercegbosna.org/forum/hvo-udvdr-hvidra/bojna-ludvig-pavlovi-t47.html Bojna Ludvig Pavlović] (хорв.)
Отрывок, характеризующий Отряд специального назначения «Людвиг Павлович»
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
