Пазолини (фильм)

Пазолини
англ. Pasolini
Жанр	драма / биография
Режиссёр	Абель Феррара
Продюсер	Тьерри Лунас Оливьер Пере
Автор сценария	Абель Феррара Маурицио Брауччи Никола Транквилло
В главных ролях	Уиллем Дефо
Оператор	Стефано Фаливене
Кинокомпания	Capricci Films Urania Pictures Tarantula Dublin Films
Длительность	86 мин
Страна	Бельгия Бельгия Италия Италия Франция Франция
Язык	английский итальянский французский
Год	2014
Выход фильма «Пазолини» (оригинальное название — англ. Pasolini)

К:Фильмы 2014 года

«Пазолини» (англ. Pasolini) — драматический биографический фильм 2014 года режиссёра Абеля Феррары о последних днях великого итальянского режиссёра, коммуниста и гомосексуала Пьера Паоло Пазолини, в роли которого — Уиллем Дефо.

Сюжет

2 ноября 1975 года, Рим. Убит великий итальянский поэт и кинорежиссёр Пьер Паоло Пазолини. Он являлся символом искусства, борющегося против власти. Его труды были скандальными, его фильмы преследовались цензурой, многие люди любили его, а многие — ненавидели. В день смерти, Пазолини проводит последние часы за обедом у своей любимой матери, а позже встречаясь с самыми близкими друзьями и бывшими любовниками, и, наконец, на крейсерской скорости выезжает в ночь на своём «Alfa Romeo» на поиски приключений в Вечном городе. На рассвете Пазолини был найден мертвым на пляже в Остии на окраине города.

Производство

Продюсерами фильма выступили три компании: французская «Capricci Films», итальянская «Urania Pictures» и бельгийская «Tarantula», а позже присоединилась ещё одна французская кинокомпания — «Dublin Films». Съемки начались 28 января 2014 года в Риме. 13 февраля стало последним съёмочным днём, а в марте в интернете стали появляться кадры из фильма. В то же время режиссёр Абель Феррара заявил, что «я знаю, кто убил Пазолини», после чего его двоюродный брат Гвидо Маззон отметил, что «я надеюсь, то, что утверждает с такой уверенностью американский кинорежиссёр, верно, потому что мы не можем вынести очередной акт необоснованной спекуляции». 8 августа итальянской компанией «Europictures» были приобретены права на прокат фильма.

Говоря о своей роли, в интервью на 67-м Каннском кинофестивале Уиллем Дефо отмечал, что:

Фильм рассказывает о последних днях жизни Пьера-Паоло Пазолини. Мне очень нравится этот персонаж и все, что он сделал. Это был настоящий провидец, предугадавший все, что будет происходить с глобализацией, с экономикой, культурой, обществом, — все, что вскоре произошло с Европой. Это не биография, это портрет. Мы выбрали такую форму, чтобы попытаться ухватить самую суть этого человека. Пазолини был очень деятельным и очень плодотворным, и оставил огромное наследие: эссе, поэзию, фильмы, комиксы… Но знаю ли я его на самом деле? Я попытался проникнуться его произведениями, чтобы представить себя на его месте.

Ранее Дефо уже снимался у Феррары в фильмах «Отель „Новая роза“» (1998), «Сказки стриптиз-клуба» (2007) и «4:44 Последний день на Земле» (2011).

Показы

Являясь одним из фильмов, открывающих 71-й Венецианский кинофестиваль, «Пазолини» претендовал на главный приз — «Золотой лев». Кроме того, фильм может быть показан в программе «Специальный показ» 39-го Кинофестиваля в Торонто.

Ссылки

• «Пазолини» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allocine.fr/film/fichefilm_gen_cfilm=54074.html «Пазолини»] на сайте AlloCiné

Отрывок, характеризующий Пазолини (фильм)

– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.