Палден Тондуп Намгьял

Палден Тондуп Намгьял
Чогьял Сиккима
2 декабря 1963 — 16 мая 1975
Коронация:	4 апреля 1965
Предшественник:	Таши Намгьял
Преемник:	титул упразднён
Вероисповедание:	Буддизм
Рождение:	23 мая 1923(1923-05-23) Гангток
Смерть:	29 января 1982(1982-01-29) (58 лет) Нью-Йорк, США
Место погребения:	Гангток
Род:	Намгьял
Отец:	Таши Намгьял
Супруга:	1) Сангей Дики 2) Хоуп Кук
Дети:	сыновья: Тэнсинг, Вангчук и Палден; дочери: Янчен и Хоуп Лизем.
Награды:

Палден Тондуп Намгьял (23 мая 1923, Гангток — 29 января 1982, Нью-Йорк) — двенадцатый и последний чогьял (монарх) Сиккима. После отстранения династии от власти в 1975 году Сикким вошёл в состав Индии в качестве штата.

Второй сын Таши Намгьяла, одиннадцатого чогьяла Сиккима. Учился с шести лет в монастыре Святого Иосифа в Калимпонге, но вынужден был прервать своё обучение из-за болезни. С 1931 по 1934 год изучал буддизм в монастыре под руководством своего дяди, Лацун Римпоче, ставшему в это время духовным лидером сиккимских монастырей Подонг и Румтэк. Затем учился в колледже Сент-Джозеф в Дарджилинге и в Бишоп Коттон Скул в Симле. В 1942 году проходил курс обучения для гражданской службы Британской Индии, после этого вернулся в Сикким.

Занимал различные административные посты в правительстве Сиккима. Среди прочего, был советником чогьяла (своего отца) по внешней политике и возглавлял делегацию Сиккима на переговорах с Индией в 1949—1950 годах, которой удалось заключить договор о протекторате Индии над Сиккимом.

Стал правителем Сиккима после смерти отца в 1963 году, хотя был провозглашён чогьялом лишь 4 апреля 1965 года, в астрологически благоприятный день.

По соглашению, заключённому в 1951 году, половина мест в государственном совете отводились представителям коренного населения Сиккима — бхутия и лепча, другая половина — потомкам переселенцев из Непала. К 1970-м годам доля непальского населения существенно увеличилась, и такое распределение власти более не отражало реальную картину. В апреле 1973 года в Сиккиме прошли демонстрации этнических непальцев, требовавших большего представительства. Чогьял изначально не соглашался, что вызвало призывы к отмене монархии, но в конце концов в мае 1973 года подписал соглашение о разделении власти, в частности, предусматривавшее всеобщие выборы в парламент.

Тем не менее, чогьял становился всё более непопулярен среди теперь преимущественно небуддийского населения. В 1975 году премьер-министр Сиккима обратился к индийскому парламенту с просьбой принять Сикким в состав Индии. Индийская армия немедленно оккупировала Сикким. На проведённом после этого референдуме 97,5 % населения высказались за вступление Сиккима в состав Индии в качестве штата, после чего монархия перестала существовать. Чогьял формально никогда не отказывался от притязаний на престол и не подписывал никаких отречений.

Умер 29 января 1982 года в Нью-Йорке от рака, похоронен в Гангтоке.

В августе 1950 года женился на Сангей Дики, происходящей из Тибета. Первая жена умерла в июне 1957 года. В марте 1963 года женился на американке Хоуп Кук, с которой познакомился в баре в Дарджилинге. Они расстались через несколько лет после отстранения от власти, официально развелись в 1980 году. Имел трёх детей от первого брака и двух от второго. Наследником престола упразднённой монархии после 1977 года, когда его старший сын Тэнцзин погиб в автокатастрофе, считается второй сын Ванчук Намгьял.

Палден Тондуп Намгьял был радиолюбителем, и его позывные пользовались большой популярностью. В регистрационном журнале его адрес указан как «Дворец, Гангток, Сикким».

Источники

• [www.sikkiminfo.net/palden_thondup_namgyal.htm Chogyal Palden Thondup Namgyal]

Отрывок, характеризующий Палден Тондуп Намгьял

Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.