Плещеев, Иван Васильевич
| Иван Васильевич Плещеев | |
| Принадлежность | |
|---|---|
| Звание | |
| Сражения/войны | |
Ива́н Васи́льевич Плеще́ев — один из видных деятелей Смутного времени, действовавший против поляков.
Биография
Как и большинство людей того времени, Плещеев принимал участие в различных интригах, легко переходил из лагеря одной партии в лагерь другой.
В 1607 году он служил царю Василию Ивановичу Шуйскому.
Конец 1606 — начало 1607 гг. были особенно тяжелы для Шуйского: шайки злодеев заняли Тулу, мордва и возмутившиеся холопы именем Димитрия осадили и сильно теснили Нижний Новгород, вынуждая его к сдаче. В далекой Астрахани боярин князь Г. П. Шаховской склонил астраханского воеводу князя И. Д. Хворостина перейти на его сторону. Астрахань стала с этого времени базой разлившегося по всей Волге восстания против Шуйского. Царь В. И. Шуйский послал в Астрахань боярина Ф. И. Шереметева, И. Салтыкова и И. В. Плещеева. Шереметев с товарищами, придя к Астрахани, не был впущен в город, а потому был вынужден укрепиться на Болдинском острове, образуемом протоками Волги.
Долго ли Плещеев оставался под Астраханью — неизвестно, неизвестно также всё ли время царствования В. И. Шуйского Плещеев был верен ему. В июле 1610 года произошло свержение Шуйского, а в ноябре 1610 года Плещеев находился, будучи воеводой коломенским, во главе столь сильного отряда, враждебного полякам, что одна весть о намерениях Плещеева напасть на поляков в Москве, побудила их принять решительные меры.
Из грамоты 1611 года, отправленной П. П. Ляпуновым, инициатором первого земского ополчения для освобождения Москвы, в город Владимир, с призывом примкнуть к ополчению, видно, что Коломна и Серпухов были назначены сборным пунктом созываемого ополчения, и Плещеев, как коломенский воевода, несомненно, играл тут видную роль.
19 марта 1611 года из чувства самосохранения небольшие отряды поляков, загнанные и запертые в Кремле и Китай-городе, боясь сильного и внезапного восстания среди населения, решились на самое крайнее средство — поджог Москвы, когда народ разбежался из объятого пламенем города, а к полякам, запертым в Кремле, спешил на помощь сильный отряд под начальством полковника Миколая Струся, тогда Плещеев был выслан с передовым отрядом, чтобы преградить ему дорогу к пылающей Москве. Плещеев подоспел вовремя, но был разбит и вынужден отступить.
После расстройства первого ополчения и смерти Ляпунова, Плещеев как воевода Коломенский, находился под Москвой с другими вождями ляпуновского ополчения. 2 марта 1612 года присягнул самозванцу, появившемуся в Пскове. Однако, вскоре несогласие и явное сопротивление, оказываемое самозванцу многими в подмосковном лагере, а также и то, что в Твери Плещеева даже не пустили город, когда он явился к ним с целью склонить их на сторону самозванца, заставили его «обратиться на истинный путь».
11 апреля 1612 года отправился в Псков, громко заявляя, что объявившийся в Пскове и есть истинный вор. Самозванец 18 мая, видя, что он, вследствие заявления Плещеева, уже не находится в безопасности, теряя все больше и больше сторонников, бежал со своим приверженцем воеводой князем Хованским. Плещеев, желая поймать самозванца, вошёл в переговоры с Хованским, добился его выдачи и отвез в Москву, куда и прибыл 1 июля. А в сентябре этого же года, когда второе ополчение уже организовалось, упрочило своё положение и даже достигло крупных успехов (отражение войска Ходкевича), глава этого ополчения едва не поплатился жизнью, вследствие козней И. Шереметева, князя Г. Шаховского и И. Плещеева, подговаривавших атаманов и казаков убить Пожарского, как раньше убили они Ляпунова, и идти затем грабить наиболее богатые города.
В феврале 1613 года, при избрании Михаила Фёдоровича на царство, И. В. Плещеев подписался под «избирательной» грамотой.
27 декабря 1615 года, а также 8 января и 2 февраля 1616 года, при приёме английского посланника Джона Мерика, Плещеев был рындой с левой стороны государя, находясь в звании стольника.
18 апреля 1621 года после приёма на отпуске кизилбашского посла Булам-Бека, государь велел ему быть у государева стола, тогда И. В. Плещееву было велено «сидеть за поставцом посольским».
В мае 1625 года Плещеев назначен воеводой в Тюмень, где и пробыл до августа 1627 года пока не был заменён П. Т. Пушкиным.
22 марта 1629 года Плещеев включён в список дворян, которые должны были идти с новорожденным царевичем Алексеем Михайловичем в Чудов монастырь, где и было совершено крещение, а затем находиться за царским столом по случаю крестин.
11 марта 1630 года Плещеев назначен в Мценск, но уже в 1632 году на праздник Светлого Христова Воскресения «назначил видеть свои государские очи… в комнате».
23 июля 1633 года в ожидании крымского набега для охраны были назначены воеводы по Москве, и Плещееву было велено стать воеводой за Яузскими воротами.
В 1636 году он назначен «дневать и ночевать» на государевом дворе, когда государь ездил в Троице-Сергиеву лавру.
Точная дата смерти неизвестна, предположительно он умер в 1641 году.
Напишите отзыв о статье "Плещеев, Иван Васильевич"
Литература
- Плещеев, Иван Васильевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Плещеев, Иван Васильевич
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
