Похороны Джона Кеннеди

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Похороны Джона Кеннеди, 35-го президента США, прошли 25 ноября 1963 года в Вашингтоне. Траурная месса была отслужена в кафедральном соборе Св. Матфея, после чего Кеннеди был похоронен на Арлингтонском национальном кладбище, где был зажжён Вечный огонь в его честь.

Кеннеди был убит 22 ноября в Далласе, на следующий день гроб с его телом был доставлен на президентском самолёте в Вашингтон. На траурных мероприятиях присутствовало в общей сложности 220 почётных гостей (включая 19 глав государств) из 92 стран. СССР представлял А. И. Микоян. «Эн-Би-Си» транслировало похороны через спутник на 23 страны.



Похоронная церемония

Государственные флаги были приспущены на зданиях законодательных собраний штатов, административных зданиях, биржах, школах, тюрьмах, универмагах и частных домах. Предположительно, первым в стране был приспущен флаг на Пенсильвания-авеню[1].

Похоронное шествие началось 25 ноября в 11:30. В этот день Верховный суд США отменил своё заседание в Вашингтоне, вся деловая активность в столице прекратилась. Похоронная церемония была начата командующим Вашингтонским военным округом, генерал-майором Филипом Уилом. За ним двигались барабанщики, рота морских пехотинцев из 89 человек с примкнутыми штыками, начальники штабов и три военных адъютанта Кеннеди. Затем следовал гужевой лафет с гробом, президентский флаг, конь без всадника, команда лейтенанта Бэрда для переноски гроба, лимузин вдовы и девять других машин с родственниками Кеннеди. За последней машиной следовали представители прессы Белого дома. Завершала процессию пешая полиция. По обе стороны над гробом находились пятьдесят знамён штатов. Лафет остановился у восточного входа в Капитолий, откуда должны были прибывать гости. Посетители поднимались на лифте и входили в Ротонду с южной стороны. На венке у гроба было написано: «От президента Джонсона и нации»[1]. Севернее, в парке «Юнион нейшн» артиллерийский батальон отдал салют из двадцати одного орудия. Затем последовал гимн «Слава вождю», прерывавшийся каждые 5 секунд залпом артиллерийских батарей.

Изначально планировалось, что двери Капитолия будут открыты для посетителей до девяти вечера, однако вскоре число желавших проститься с Кеннеди достигло 200 000 человек и продолжало расти[1]. К полуночи через Капитолий прошло 100 000 человек[1]. В четверть шестого утра полицейские сообщили, что закроют двери в 8:30 и прийти может не более 85 000 человек[1]. Престарелого и слепого президента Ирландской Республики Имона де Валеру пропустили в Ротонду без очереди, а члены команды катера «ПТ-109», на котором служил Кеннеди, отказались от предложенной привилегии[1]. Кортеж должен был остановиться в двух местах: кафедральном соборе Св. Матфея и на Арлингтонском кладбище. В похоронной церемонии фактически участвовало три процессии: сначала воинские части и семья Кеннеди сопровождали гроб на лафете из Капитолия до Белого дома, затем вдова шла пешком во главе процессии до собора Св. Матфея и после траурной мессы кортеж с лафетом направлялся на Арлингтонское кладбище через Конститьюшн-авеню, памятник Линкольну, Мемориальный мост и Проспект павших героев. По всему маршруту кортежа, по обеим сторонам, стояли толпы людей.

Напишите отзыв о статье "Похороны Джона Кеннеди"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Уильям Манчестер. Убийство президента Кеннеди. — Москва: Прогресс, 1969.

Отрывок, характеризующий Похороны Джона Кеннеди

– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.