Примас Испании

Примас Испании — епископ, обладающий высшей духовной юрисдикцией на территории Иберийского полуострова. С VII века примасом Испании принято считать архиепископа Толедо, хотя его верховенство не признают архиепископы Таррагоны (территория бывшего королевства Арагон) и Браги (территория Португалии).

Статус Толедо

В римских провинциях верховным предстоятелем считался епископ главного города провинции: в Испании Карфагенской — Картахены, в Испании Тарраконской — Тарракона, в Лузитании — Браги (по другим сведениям, Асторги).

В начале VII века, когда флот Юстиниана завладел приморскими городами, включая Картахену, вестготский король Гундемар созвал в своей столице Толедо церковный собор. Епископы постановили считать старшей из всех представленных епископских кафедр не Картахену, а Толедо. Именно в Толедо с 397 по 708 годы проходили поместные соборы, на которые съезжались епископы со всего Вестготского королевства.

Хотя подлинность декретов созванного Гундемаром собора оспаривается, де факто именно за Толедо закрепился статус религиозной столицы Испании. После арабского завоевания Испании в 700-е годы Толедо оказался в руках арабов. Христианские королевства на севере Испании оказались без своего примаса. На западе этих территорий признавался авторитет архиепископа Ошского, а на востоке — Нарбоннского.

В 1085 г. кастильский король отвоевал у арабов Толедо, а 30 лет спустя христианам был возвращён другой древний церковный центр — Таррагона. Папской буллой 1088 года (Cunctis Sanctorum) за Толедо был закреплён принадлежавший ему ранее статус митрополии. В продолжение XV века значение толедского архиепископа сильно выросло. Ему были подчинены епископы Паленсии, Сеговии, Сигуэнсы, Кордовы и др. По доходам архиепископ Толедо уступал в католическом мире только папе римскому.

На протяжении столетия с 1446 по 1545 гг. толедскую кафедру последовательно занимали шесть великих епископов, которые пользовались огромным политическим влиянием и выступали в роли королевских советников, — Каррильо де Акунья, Гонсалес де Мендоса, Хименес де Сиснерос, Круа, Фонсека и Тавера.

Споры

После отвоевания Толедо у мавров верховенство местного епископа над остальными оспаривали архиепископы Таррагоны и Браги. Споры имели политическую подоплёку: Толедо, Таррагона и Брага находились в пределах трёх соперничавших королевств — Кастилии, Арагона и Португалии, соответственно. Каждый из иерархов короновал монарха того государства, на территории которого располагалась его кафедра. На Тридентском соборе архиепископы Толедо и Браги долго не могли решить, кому из них следует отвести более почётное место. Папская курия на такие запросы отвечала уклончиво.

Литература

• Izquierdo Benito, Ricardo. Privilegios reales otorgados a Toledo durante la Edad Media (1101-1494). Toledo, 1990.
• Nieto Siria, José Manuel. Iglesia y génesis del Estado Moderno en Castilla (1369–1480). Madrid, 1993.

Отрывок, характеризующий Примас Испании

Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.