Республиканская либеральная правая
| Республиканская либеральная правая | |
| исп. Derecha Liberal Republicana | |
| Лидер: |
Нисето Алькала Самора-и-Торрес |
|---|---|
| Основатель: | |
| Дата основания: |
1930 |
| Дата роспуска: |
1936 |
| Штаб-квартира: | |
| Идеология: | |
| Союзники и блоки: |
Союз республиканцев и социалистов (1931) |
К:Исчезли в 1936 году Республиканская либеральная правая (исп. Derecha Liberal Republicana, DLR) — либерально-консервативная правоцентристская партия, основанная в 1930 году бывшими монархистами из династических партий.
Содержание
История
Республиканская либеральная правая была создана известным политиком Нисето Алькала Саморой-и-Торресом, в прошлом монархистом и видным деятелем династической Либеральной партии. Вскоре к нему присоединилась группа консервативных республиканцев во главе с Мигелем Маура из другой династической партии — Либерально-консервативной, сыном Антонио Маура, пять раз занимавшего пост премьер-министра Испании времён Бурбонов.[1] 17 августа 1930 года, в момент глубочайшего кризиса общественного доверия испанской монархии, Алькала Самора и Маура были среди подписантов «Пакта в Сан-Себастьяне», участники которого, крупнейшие республиканские партии Испании, образовали «Республиканский революционный комитет», что по мнению историков стало «центральным событием оппозиции монархии Альфонсо XIII».[2] Возглавил комитет Нисето Алькала Самора.[3] В 1931 году, после отречения короля и провозглашения в Испании республики, комитет стал первым временным правительством Второй республики,[4] Как и комитет, возглавил его Алькала Самора.
На первых в истории Второй республики выборах 28 июня 1931 года правые либералы участвовали в составе широкой республиканской коалиции Союз республиканцев и социалистов, объединившей организации от правоцентристских до марксистских. Во время предвыборной кампании Республиканская либеральная правая позиционировала себя как умеренно-республиканскую и католическую партию, обращаясь к консервативно настроенным избирателям, в первую очередь к правым и умеренным монархистам. Партия выдвинула 116 кандидатов по всей Испании, но не смогла добиться большого успеха, во многом из-за плохой организации своей кампании.[5] Правые либералы смогли завоевать 25 мандатов, заняв шестое место среди всех участников выборов в Учредительное собрание.[6]
В августе 1931 года партия изменила своё название на Прогрессивную республиканскую партию (исп. Partido Republicano Progresista, PRP). Во время дискуссий по вопросу новой конституции прогрессисты, как и радикалы Алехандро Лерруса, в целом поддержали проект, предложенный Конституционной комиссией, но из-за обострения разногласий с антиклерикально настроенными левыми республиканцами вышли из республиканско-социалистической коалиции, после чего в октябре Алькала Самора и Маура покинули и правительство.[7] Несмотря на разногласия с левыми, в тот период доминировавшими в испанской политике, после принятия республиканской конституции в декабре того же 1931 года Алькала Самора был избран первым президентом Республики. По мнению некоторых историков подобный выбор был обусловлен желанием привлечь на сторону молодой республики умеренных правых из числа католиков и монархистов.[8][9]
В январе 1932 года, в партии произошёл раскол. Правое крыло во главе с Мигелем Маура, насчитывавшее 13 депутатов, вышло из Прогрессивной республиканской партии и основало Консервативную республиканскую партию (исп. Partido Republicano Conservador, PRC).[10]
Выборы 1933 года оказались для прогрессистов, принявшими в них участие в составе коалиции радикалов и центристов, неудачными. Партии удалось провести в парламент всего лишь 3 депутатов. Следующие выборы, 1936 года, на которые прогрессисты шли в союзе с Республиканской национально-центристской партией, хотя и позволили Прогрессивной республиканской партии расширить своё представительство в парламенте в два раза, по сути окончательно закрепили за ней статус маловлиятельной политической силы.
Партия прекратила своё существование в начале гражданской войны в Испании.
Результаты на выборах
| Выборы | Мандаты | Примечания | ||
|---|---|---|---|---|
| Кол-во | +/– | % | ||
| Парламентские выборы 1931 | 25 / 470 |
Первый раз | 5,32 | В составе коалиции Союз республиканцев и социалистов |
| Парламентские выборы 1933 | 3 / 473 |
▼ 22 | 0,63 | В составе коалиции радикалов и центристов |
| Парламентские выборы 1936 | 6 / 473 |
▲ 3 | 1,27 | В союзе с Республиканской национально-центристской партией |
| Источник: Historia Electoral[11] | ||||
Напишите отзыв о статье "Республиканская либеральная правая"
Примечания
- ↑ Payne, 1995, p. 42.
- ↑ Paul Preston: [books.google.es/books?id=tv0khld2P7AC&pg=PA88&dq=Pact+of+San+Sebasti%C3%A1n&hl=en&sa=X&ei=Ve9LUqWcOc_G7Aa33ICQDw&ved=0CFUQ6AEwBw#v=onepage&q=Pact%20of%20San%20Sebasti%C3%A1n&f=false Revolution and War in Spain, 1931-1939, p. 192]. Routledge, 2002. Google Books
- ↑ Daniele Conversi: [books.google.es/books?id=wwSve0Mb0ocC&pg=PA38&dq=Pact+of+San+Sebasti%C3%A1n&hl=en&sa=X&ei=Ve9LUqWcOc_G7Aa33ICQDw&ved=0CDkQ6AEwAg#v=onepage&q=Pact%20of%20San%20Sebasti%C3%A1n&f=false The Basques, the Catalans, and Spain: Alternative Routes to Nationalist Mobilisation, p. 38]. University of Nevada Press, 2000. Google Books
- ↑ Juliá, 2009, p. 129.
- ↑ Payne, 1993, p. 49.
- ↑ Gil, 2006, p. 42.
- ↑ Casanova, 2007, p. 33.
- ↑ Casanova, 2007, p. 34.
- ↑ Townson, 2002, pp. 119-120.
- ↑ Avilés Farré, 2002, p. 333.
- ↑ [www.historiaelectoral.com/ Historia Electoral Español] (исп.). Historia electoral.com. Проверено 5 мая 2016.
Литература
- Santos Juliá Díaz. La Constitución de 1931. — Iustel (Madrid), 2009. — 519 с. ISBN 978-84-9890-083-5 (исп.)
- Stanley G. Payne. Spain's first democracy: the Second Republic, 1931-1936. — University of Wisconsin Press, 1993. — 477 с. (англ.) ISBN 978-0-299-13674-1
- Julio Gil Pecharromán. La Segunda República (1931-1936). — Biblioteca Nueva (Madrid), 2006. — 352 с. (исп.) ISBN 84-9742-536-7
- Stanley G. Payne. La primera democracia española: la Segunda República, 1931-1936. — Ed. Paidós Ibérica, 1995. — 464 с. (исп.) ISBN 978-84-4930-128-5
- Julián Casanova. República y Guerra Civil. Vol. 8 de la Historia de España, dirigida por Josep Fontana y Ramón Villares. — Crítica/Marcial Pons (Barcelona), 2007. — 544 с. (исп.) ISBN 978-84-8432-878-0
- Nigel Townson. La República que no pudo ser. La política de centro en España (1931-1936). — Taurus (Madrid), 2002. — 536 с. (исп.) ISBN 978-84-3060-487-6
- Juan Avilés Farré, María Dolores Elizalde Pérez-Grueso, Susana Sueiro Seoane. Historia política de España: 1875-1939. — ISTMO, 2002. — 472 с. (исп.) ISBN 978-84-7090-320-5
Отрывок, характеризующий Республиканская либеральная правая
– Да, я очень рад, – сказал он.«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
