Ремболович, Иван Семёнович

	Иван Семёнович Ремболович
	укр. Іван Семенович Ремболович
Псевдоним	в 1944 — «полковник Болбочан»
Дата рождения	28 января 1897
Место рождения	Городня, Черниговская губерния, Российская империя
Дата смерти	8 сентября 1950 (53 года)
Место смерти	Станислав, Станиславская область, УССР, СССР
Принадлежность	Российская империя (1915—1917); Украинская Народная Республика (1917—1921); Польша (1921—1939); Третий рейх (1939—1944); ОУН-УПА (1944—1950);
Род войск	пехота: сапёр (до 1917); стрелец (1917—1921); штурмовик (1943—1944);
Годы службы	1915—1950
Звание	<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение штабс-капитан; подполковник; гауптштурмфюрер СС
Часть	Российская императорская армия 5-я пехотная дивизия Костромской 19-й пехотный полк; 5-я сапёрная рота; ; 168-я пехотная дивизия Дунаецкий 670-й пехотный полк; ; ; Вольное казачество и Армия УНР 20-й Павлоградский конный полк; Конный полк Сечевых стрельцов; 6-я Сечевая стрелковая дивизия; Киевская повстанческая дивизия; ; Дивизия СС «Галичина» (штурмовой батальон);
Сражения/войны	Первая мировая война; Гражданская война в России; Вторая мировая война

Иван Семёнович Ремболович (укр. Іван Семенович Ремболович; 28 января 1897, Городня, Черниговская губерния, Российская империя — 8 сентября 1950, Станислав, УССР) — российский и украинский военный деятель, военнослужащий Российской императорской армии, армии УНР и Ваффен-СС.

Биография

В Первую мировую и Гражданскую

Родился в семье служащего земской управы. В 1905 году поступил в Городнянское земское училище, образование продолжил в Городнянском четырёхклассном училище и окончил его накануне Первой мировой войны. Сдав экзамены за 6-й класс гимназии, записался в армию добровольцем.

Неся службу в Российской императорской армии, Иван окончил Виленское училище в январе 1916 года. Нёс службу в качестве младшего офицера сапёрной команды 19-го Костромского пехотного полка при 5-й пехотной дивизии, командовал сапёрной командой 670-го Дунаецкого пехотного полка, а также был помощником командира 5-й сапёрной роты 5-й пехотной дивизии. За героизм награждён орденами Святого Станислава и Святой Анны (оба III степени) и орденом Святого Владимира IV степени. Дослужился до звания штабс-капитана.

В 1917 году Иван Ремболович принял участие в украинизации воинских частей Императорской армии, после провозглашения УНР продолжил там службу. Начинал в Вольном казачестве в Городне в военной комендатуре. С 4 января 1919 — старшина 20-го Павлоградского конного полка Действующей армии УНР, 18 января стал старшиной конного полка Сечевых стрельцов. В мае 1919 года переведён в отдел связи штаба Запорожской группы, в декабре интернирован поляками в Луцк. В феврале 1920 года продолжил службу во 2-й (позднее 6-й) Сечевой дивизии УНР. 4 августа 1920 возглавил отдел связи штаба всей армии.

С 27 октября 1921 он стал начальником оперативного отдела штаба Киевской повстанческой дивизии при Украинской повстанческой армии Юрия Тютюнника. Принимал участие во Втором Зимнем походе, воевал под Коростенем. 12 ноября 1921 был ранен в правое бедро, спустя пять дней попал в плен к красноармейцам и был приговорён к расстрелу, однако чудом спасся и бежал. Некоторое время считался погибшим.

Во Вторую мировую

В период между войнами Ремболович жил в эмиграции в Варшаве, позднее переехал в село Корнич Коломийского повята. В 1943 году откликнулся на немецкий призыв ко вступлению в 14-ю гренадерскую дивизию СС «Галиция» и возглавил там штурмовой батальон. По свидетельствам некоторых его сослуживцев, он требовал от командира разговаривать с ним только на русском языке.

В битве за Броды был тяжело ранен, в результате чего Ремболовичу ампутировали ногу (некоторое время снова ходили слухи о гибели Ремболовича). В ноябре 1944 года он был исключён из списков дивизии как инвалид. Чтобы не остаться без средств к существованию, Ремболович установил связь с украинскими националистами из ОУН-УПА, получив псевдоним «полковник Болбачан». В боях он не принимал участия, будучи лишь символической фигурой в УПА.

После войны

6 сентября 1949 арестован МГБ СССР в селе Космач Яблоновского района. Осуждён по статье 54 УК УССР (пункты 1а и 11), поскольку нёс службу в армиях гетмана Павла Скоропадского и Симона Петлюры. 15 мая 1950 приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 8 сентября 1950.

Посмертная память

По инициативе Владимира Малкоша, председателя ветеранов 1-й дивизии Украинской национальной армии, имя Ивана Ремболовича получила улица в Ивано-Франковске.

Вместе с тем официально он не реабилитирован: прокуратура Ивано-Франковска 27 июня 1994 отказала в реабилитации Ремболовича по причине его службы в СС.

Напишите отзыв о статье "Ремболович, Иван Семёнович"

Литература

Енциклопедія українознавства. У 10-х томах. / Головний редактор Володимир Кубійович. — Париж; Нью-Йорк: Молоде життя, 1954—1989.
Тинченко Я. Офіцерський корпус Армії Української народної республіки (1917–1921): Наукове видання. — К.: Темпора, 2007. — 536 00с.: іл. Стор. 365–366
Верига Василь. Листопадовий рейд 1921 року. — Київ: Видавництво «Стікс», 2011.
Коваль Роман. Іван Ремболович. — Київ-Вінниця: Історичний клуб «Холодний Яр», 2012 ISBN 978-617-533-061-6

Ссылки

[www.istpravda.com.ua/short/2012/07/4/89531/ Вийшла книга про Івана Ремболовича — бійця армії УНР, дивізії «Галичина» і УПА] (укр.)
[bizozo.ru/geroj-upa-podpolkovnik-siveryanin-ivan-rembolovich-do-six-por-ne-reabilitirovan/ Герой УПА подполковник-сиверянин Иван Ремболович до сих пор не реабилитирован] (рус.)

Связать^?

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ремболович, Иван Семёнович

– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.