Ода (род)

Род Ода (яп. 織田氏 Ода-си) — самурайский род в средневековой Японии. Принадлежат к клану Тайра (потомков императора Камму), непосредственно от Тайра Сигэмори. Первым в роду был Тикадзане, сын Тайра Сукемори и внук Тайра Сигэмори. Род происходит из местной знати провинции Этидзен (совр. префектура Фукуи).

В начале периода Муромати (1338—1573) члены рода Ода выполняли обязанности заместителя губернаторов Этидзэн. Функции губернаторов выполняли представители рода Сиба, советники сёгунов. В связи с назначением последних губернаторами Овари (совр. префектура Аити), их вассалы Ода были переселены в эту провинции для выполнения административной работы. Из-за кризиса центральной власти и упадка рода Сиба, Ода стали реальными правителями земель.

Война периода Онин (1467—1477) расколола род Ода на две враждующих группировки — так называемые роды Ода Исэ и Ода Ямасиро. В XVI веке представитель последних, Ода Нобухидэ, начал успешную борьбу за объединение рода и провинции Овари. Это дело завершил его сын Ода Нобунага, который не только покорил всю Овари, но захватил столицу Киото и начал реализацию плана по объединении всей Японии. Именно за правление Нобунаги род Ода называли «повелителями Поднебесной».

Однако «золотой период» Оды закончился со смертью Оды Нобунаги в 1582 году. Место правителя Японии захватил его генерал Хасиба Хидэёси. Сыновья Нобунаги не смогли сохранить завоевание отца и род Ода раскололся на несколько ветвей.

В период Эдо (1603—1867) существовало несколько ответвлений рода Ода, которые получили небольшие владения хан от сегунов Токугава. Этими владениями были Тэндо-хан в провинции Муцу (годовой доход 20.000 коку), Янагимото-хан в провинции Ямато (годовой доход 10.000 коку), Кайдзю-хан в провинции Ямато (годовой доход 10.000 коку) и Каибара-хан в провинции Тамба (годовой доход 20.000 коку).

Ссылки

• [www2.harimaya.com/sengoku/html/oda_k.html Информация о роде Ода] (яп.)

Отрывок, характеризующий Ода (род)

От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.