Розенталс, Янис
| Янис Розенталс | |
| Janis Rozentāls | |
 Автопортрет. 1900 | |
| Место рождения: |
Салдусская волость, Гольдингенский уезд, Курляндская губерния, Российская империя (ныне Салдусский край, Латвия) |
|---|---|
| Место смерти: |
Хельсинки, Великое княжество Финляндское, Российская империя |
| Подданство: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
Я́нис Ро́зенталс (латыш. Janis Rozentāls; 6 (18) марта 1866 — 13 (26) декабря 1916 — один из первых профессиональных латышских художников, был в числе создателей латышской национальной школы живописи.
Биография
Янис Розенталс родился 6/18 марта 1866 года в Салдусской волости Гольдингенского уезда Курляндской губернии в семье кузнеца Микелиса Розенталя.
Учился в Рижской школе Немецкого общества ремесленников. Окончил Императорскую Академию художеств в Санкт-Петербурге, с дипломной работой «Из церкви» (под руководством В. Е. Маковского, 1896).
Был педагогом в художественной школе В. Блума (1905—1906), Рижском городском художественном училище (1906—1913), руководил частной художественной студией (1906—1910), художественными отделами журналов «Vērotājs» (1903—1905) и «Druva» (1912—1914). С 1894 года принимал участие в выставках. Был членом петербургского кружка латышских художников «Рукис» («Rūķis»)[1].
Семья
Поворот в жизни художника произошел в ноябре 1902 года, когда в Риге Янис Розенталь познакомился с финской певицей Элли Форсселл (фин. Elli Forssell) (26.10.1871—26.6.1943),[2][3][4] которая стала его музой и женой. 5 марта 1903 года они поженились в Хельсинки.[5][6] Поселились молодожены в Риге. Они жили на нескольких квартирах, в том числе в квартире-студии, на улице Альберта. В их семье было трое детей — Лейла (латыш. Laila Gedde (1903–1977)), Ирья (латыш. Irja Ausma (1906–1984))[7] и Микелис (латыш. Maris Miķelis (1907–1952)). Известная в нескольких вариантах картина Розенталса «Мать и дитя» выполненная в манере христианской иконографии изображает его жену, Элли Розенталь, кормящую ребёнка. Первая мировая война прервала их жизнь в Риге и в 1915 году они переехали в Финляндию. Умер Янис Розенталс 13(26) декабря 1916 года после тяжёлой болезни ("от удара", т.е. от инсульта) в Хельсинки. В 1920 году прах художника был перезахоронен на рижском Лесном кладбище.
Память
В мастерской художника, располагавшейся в доме архитектора Константина Пекшена на ул. Альберта, 12, которую он делил со своим другом — писателем Рудольфом Блауманисом, ныне находится мемориальный музей.[8].
В 2016 году прошла выставка в Латвийском Национальном художественном музее, крупнейшая, посвящённая творчеству художника, на ней были представлены не только его картины, но и выставлены фотографии, сделанные им для этих картин.
У здания Латвийского Национального художественного музея в 1936 году был открыт памятник Янису Розенталсу работы скульптора Буркарда Дзениса.
Творчество
Янис Розенталс работал в широком творческом диапазоне. Помимо живописи (пейзаж, портрет, жанровая композиция) и графики — серия портретов писателей и художников (ок. 1907), цикл рисунков выполненных на острове Капри (1912), автор мозаичного панно на фасаде дома Рижского латышского общества, алтарной росписи Новой церкви Гертруды и картины «Иисус на кресте» в ризнице лютеранской Церкви Святого Иоанна Крестителя, книжных и журнальных иллюстраций. Публиковал материалы по истории искусства и критические статьи.
В постоянной экспозиции Латвийского Национального художественного музея находятся следующие картины художника: «Автопортрет» (1900), «Портрет П. Федера» (1901), «У стола» (ок. 1900), «Из церкви» (1894), «Ликующие дети», «В мастерской художника», «Женщина в белом», «Парижское кафе» (1908), «Аркадия» (1910), «Стрелец» (1914), «Принцесса и обезьяна» (1913, в трёх близких друг другу версиях; наиболее известное и значимое с художественной точки зрения полотно художника), «Ранняя весна в Курземе» (1909), «Портрет Малвины Вигнере-Гринберге» (1916).
Ярким явлением в творчестве художника стала картина «Ликующие дети» (1901).
Галерея
- Rozentals Merijas Grosvaldes projekts.jpg
Портрет
- Rozentals Makslinieka darbnica.jpg
В мастерской художника
- Rozentals Zem piladza.jpg
Ягодный
- Janis Rozentals - Under the Cherry Tree.jpg
Под вишневым деревом
- Janis Rozentāls - The Princess and the Monkey - Google Art Project.jpg
Принцесса и обезьяна, 1913
- Jroz 007.jpg
Мать и дитя
- Janis Rozentals - Mother and Child.jpg
Мать и ребенок (исследование в краске и темпера)
- Rozentals Nave.jpg
Смерть
- Rozentals Saules meitas.jpg
Дочери Солнца
- Rozentals Arkadija.jpg
Аркадия
- Janis Rozentals - Swimmer.jpg
Пловец
- Rozentals Strelnieks.jpg
Стрелок
- Выставка Яниса.jpg
Выставка Яниса Розентался в Латвийском Национальном художественном музее. 2016 год
- Фото123.png
Фотография натурщика к картине «Ликующие дети»
- Rozentals12.jpg
Ликующие дети, 1901
Напишите отзыв о статье "Розенталс, Янис"
Примечания
- ↑ Māksla un arhitektūra biogrāfijās / [atb. red. Andris Vilsons, Anita Vanaga; zin. red.: Velta Holcmane … [u.c.]; fotogr.: Aivars Lode, Mārtiņš Salna]. 3. sēj. A-Kal. — Rīga : Latvijas enciklopēdija, 1995 : (Latvijas karte). — 255 lpp. : il. ; 24 cm. — (Latvija un latvieši). ISBN 5-89960-058-6 (латыш.)
- ↑ [www.e-skola.lv/public/34605.html Izstāde «No Ellijas Forseles-Rozentāles ģimenes albuma» Jaņa Rozentāla un Rūdolfa Blaumaņa muzejā] (латыш.)
- ↑ [www.gallery.lv/classic/En/Rozentals/elija.htm Portrait of Mrs. Elli Rozentale. 1906. Cardboard, pastel. 88 x 59 cm] (англ.)
- ↑ [www.panoramio.com/photo/25857621 Kulosaari Janis Rozentāls ja Elli Forssell] (фин.)
- ↑ [www.pp.htv.fi/lkivinie/kuninkaita/dat703.htm#11 Genealogy Data] (фин.)
- ↑ [www.muzeji.lv/ru/museums/janis-rozentals-and-rudolfs-blaumanis-museum/2012/jura-starp-rigu-un-helsinkiem/ Jūra starp Rīgu un Helsinkiem] (латыш.)
- ↑ [www.antonia.lv/en/artwork/rozentals-janis/girl-with-a-hat-irja-on-terrace-501/ Girl with a hat (Irja on terrace)] (англ.)
- ↑ [www.muzeji.lv/ru/museums/janis-rozentals-and-rudolfs-blaumanis-museum/ Музей Яна Розенталя и Рудольфа Блауманиса]
Литература
- Skulme U., Lapinš А. Janis Rosentals, Riga, 1954
- Кончина художника Яна Розенталя // Новое время. 1916. 16 декабря
- Похороны Яна Розенталя // Новое время. 1916. 23 декабря
Ссылки
- [www.antonia.lv/ru/index.php?nod=2&id=110 Янис Розенталс на сайте галереи классического искусства]
- [www.gallery.lv/classic/En/Rozentals/Default.htm Janis Rozentāls] (англ.)
- [memorialiemuzeji.lv/personibas/janis-rozentals/ Janis Rozentāls (1866—1916)] (латыш.)
- [riba-ribeka.livejournal.com/147623.html Галерея картин]
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Розенталс, Янис
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
