Рымарев, Дмитрий Георгиевич

Дмитрий Рымарев
Дмитрий Георгиевич Рымарев
Дата рождения:	16 (29) июля 1909(1909-07-29)
Дата смерти:	13 декабря 2000(2000-12-13) (91 год)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Гражданство:	СССР СССР
Профессия:	кинооператор
Направление:	социалистический реализм
Награды:

Дмитрий Георгиевич Ры́марев (1909—2000) — советский оператор документального кино. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1988). Лауреат двух Сталинских премий (1943, 1951). Член ВКП(б) с 1950 года.

Биография

Д. Г. Рымарев родился 16 (29) июля 1909 года. В 1932 году окончил ГИК. В 1932—1933 годах оператор на Одесской киностудии. С 1933 года — ассистент оператора, с 1935 года — оператор на ЦСДФ. В годы Великой Отечественной войны фронтовой оператор. Снимал во время боёв в Севастополе, Феодосии, на Таманском полуострове, на Малой земле; снимал на крейсере «Червона Украина», на Карельском фронте и 3-м Украинском фронте. Снимал Парад Победы 24 июня 1945 года. Снял более 60 документальных, учебных, научно-популярных фильмов.

Д. Г. Рымарев умер 13 декабря 2000 года в Москве.

Фильмография

• 1936 — Город всадников
• 1939 — На морских рубежах
• 1942 — Черноморцы
• 1950 — Победа китайского народа
• 1951 — Советская Молдавия
• 1955 — Премьер-министр Индии Неру в Советской стране
• 1957 — Лебединое озеро
• 1958 — Звени, наша юность
• 1960 — Герои нашего времени; Цыганские напевы
• 1965 — Тропой героя
• 1971 — Подвиг Севастополя (сценарист и режиссёр))

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1943) — за документальный фильм «Черноморцы» (1942)
• Сталинская премия первой степени (1951) — за документальный фильм «Победа китайского народа» (1950)
• заслуженный деятель искусств РСФСР (1988)
• Почётный кинематографист России (1995)
• орден Красного Знамени (14.8.1942; был представлен к ордену Красной Звезды)
• орден Отечественной войны II степени (6.4.1985)
• орден Красной Звезды
• медаль «За оборону Севастополя»
• медаль «За оборону Кавказа»
• медаль «За взятие Будапешта»
• медаль «За взятие Вены»
• медаль имени Александра Ханжонкова

Отрывок, характеризующий Рымарев, Дмитрий Георгиевич

Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал: