Садовое (Калмыкия)

село Садовое Страна РоссияРоссия Субъект Федерации КалмыкияКалмыкия Муниципальный район Сарпинский Сельское поселение Садовское сельское муниципальное образование Координаты 47°46′25″ с. ш. 44°30′46″ в. д.47.77361° с. ш. 44.51278° в. д. / 47.77361; 44.51278    Основан в 1849 году Высота центра 32 м Население ↗6530 человек (2010) Национальный состав русские, калмыки и др. Конфессиональный состав православные, буддисты и др. Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 84741 Почтовый индекс 359410 Автомобильный код 08 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=85232855001 85 232 855 001] Садовое Москва Элиста Садовое

К:Населённые пункты, основанные в 1849 году

Садо́вое (среди местных жителей также употребляется неофициальное наименование «Садовка») — село, административный центр Сарпинского района и Садовского сельского муниципального образования Республики Калмыкия. Село расположено в 165 км к северу от Элисты.

Население — 6530 человек (2010).

Основано в 1849 году.

История

Основано в 1849 году. Основание села связано с политикой заселения Калмыцких степей переселенцами и привлечению к оседлому образу жизни местного населения.

30 декабря 1846 года был издан именной указ относительно способа заселения калмыками станиц по дорогам Калмыцкой степи и, вместе с тем, поселения в каждой из этих станиц известного числа семейств русских государственных крестьян. Указом учреждалось заселить калмыцким населением 44 станицы, в том числе Садовую. По этому указу полагалось отводить на каждого поселенца 30 десятин земли и одну пятую часть в запас. Выделенная земля должны была предоставляться поселенным калмыкам в вечное пользование, кроме того, за ними сохранялось право участия в пастьбе скота на общих землях, отведенных улусам.

Приучить калмыцкое население к оседлости не удавалось и Министерство государственных имуществ 28 февраля 1850 года сделало распоряжение главному попечителю об отыскании необходимого переселенческого контингента в указанные станицы. Главный попечитель обратился в Харьковскую, Воронежскую и Тамбовскую палаты с просьбой объявить крестьянам об возможности переселиться в калмыцкие степи.

Станица Садовая упомянута в Списке населённых мест Астраханской губернии за 1859 год. В 1859 году в станице Садовой насчитывалось 101 двор, имелся православный молитвенный дом, всего проживало 788 жителей.

В ходе реализации Инструкции 1846 года о заселение дорог, проходивших через Калмыцкую степь Астраханской губернии, было создано Тундутовское волостное управление, в состав которого входили селения Тундутовское, Садовское, Плодовитенское и Цацынское.

После Февральской революции, в 1917 году волостное управление было упразднено.

Во время Великой Отечественной войны в ходе немецкого наступления летом 1942 года село было оккупировано, однако в середине августа 1942 года линия фронта стабилизировалась по линии Малые Дербеты - Ханата - озеро Сарпа - совхоз Сарпинский. В результате, село оказалось в прифронтовой полосе. Разведке 91-й стрелковой дивизии РККА удалось установить контакты с жителями Садового, которые передавали им информацию разведывательного характера.

С 29 сентября по 4 октября 1942 года за Садовое вёл бои сводный армейский отряд 51-й армии под командованием полковника Е. Ф. Макарчука (852-й стрелковый полк, усиленный одним батальоном 91-й стрелковой дивизии и дивизионом реактивной артиллерии), в этих боях немецко-румынские войска потеряли до 3 тыс. военнослужащих и значительное количество техники.

Ночью 6 ноября 1942 года группа ночных бомбардировщиков У-2 атаковала находившийся в Садовом румынский штаб, в это же время перешёл в наступление сводный отряд 91-й стрелковой дивизии (стрелковый батальон, разведрота, кавалерийский эскадрон, артиллерийская батарея и 5 танков) под командованием полковника Л. М. Покровского. В результате операции, Садовое было отбито, но 9 ноября 1942 советские войска были вынуждены отступить на прежние позиции. 19 ноября 1942 года советские войска перешли в наступление под Сталинградом, в ночь на 20 ноября 1942 года сапёры 91-й стрелковой дивизии РККА скрытно сделали проходы в минных полях и проволочных заграждениях на переднем крае и на рассвете 20 ноября 1942 года дивизия начала атаку, в ходе которой Садовое было освобождено.

В 2000 и 2001 годах в Садовом было несколько межэтнических конфликтов между местным калмыцким населением и представителями кавказских народов. 29 августа 2005 года в селе властями была разрушена незаконно строящаяся мечеть.

Физико-географическая характеристика

Село расположено в пределах Ергенинской возвышенности, являющейся частью Восточно-Европейской равнины, на правом берегу реки Зельмень. Средняя высота над уровнем моря — 32 м. Общий уклон местности с юга на север. Рельеф местности - холмисто-равнинный, сильно расчленённый балками и оврагами. В окрестностях имеются полезащитные лесополосы. Распространены почвы каштановые солонцеватые и солончаковые и солонцы (автоморфные)

Климат

Климат умеренный континентальный (согласно классификации климатов Кёппена  — Dfa), с жарким и засушливым летом и относительно холодной и малоснежной зимой. Среднегодовая температура воздуха положительная и составляет + 9,0 °C, многолетняя норма осадков — 334 мм. В течение года количество выпадающих осадков распределено относительно равномерно: наименьшее количество осадков выпадает в октябре (21 мм), наибольшее — в июне (37 мм).

Климат Садового
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Средний максимум, °C	−3,4	−3,1	2,8	15,4	23,5	28,4	30,9	29,5	22,5	13,4	4,6	−0,4	13,7
Средняя температура, °C	−6,6	−6,6	−0,9	10,0	17,4	22,3	24,7	23,3	16,7	8,8	1,5	−3	9,0
Средний минимум, °C	−9,7	−10	−4,6	4,6	11,4	16,2	18,6	17,2	11,0	4,3	−1,5	−5,6	4,3
Норма осадков, мм	29	23	22	22	34	37	34	31	25	21	32	34	334
Источник: [fr.climate-data.org/location/494484/]

Часовой пояс

Село Садовое, как и вся Республика Калмыкия, находится в часовом поясе Московское время. Смещение относительно UTC составляет +3:00.

Население

Динамика численности населения

1859	1897	1900	1904	1908	1914
788	1506	2405	2716	3064	3837

Численность населения
1939	1959	1970	1979	1989	2002	2010
3289	↗3926	↗5876	↗7207	↗7342	↘6505	↗6530

1000

2000

3000

4000

5000

6000

7000

8000

1959

2010

Село Садовое — третий по численности населения сельский населённый пункт Калмыкии (после Троицкого и Яшкуля).

Социальная инфраструктура

Медицинское обслуживание обеспечивает расположенная в селе Садовом Сарпинская центральная районная больница.

Транспорт

По автомобильной дороге расстояние до столицы Калмыкии города Элиста составляет 170 км, до ближайшего города Волгоград Волгоградской области — 120 км. К посёлку имеется асфальтированный подъезд от федеральной автодороги Волгоград — Элиста M6 (4 км).

В настоящее время не существует прямого рейсового сообщения между селом и столицей Калмыкии. Автобусная станция не действует. Контрольно-диспетчерский пункт проходящего междугороднего транспорта находится в кинотеатре «Спутник». Сообщение между Садовым и Элистой в настоящее время осуществляется проходящим междугородним рейсовым автобусом Элиста — Волгоград, либо частными перевозчиками.

Известные жители и уроженцы

• Бабичев Владимир Степанович (1939—2010) — советский, российский политический деятель.
• Маковкин Дмитрий Александрович (1984—2013) — старший сержант полиции, предотвративший проход террориста-смертника в здание железнодорожного вокзала во время террористического акта в Волгограде и погибший в результате последующего взрыва.
• Оргаев Николай Оргаевич (1920—1996) — джангарчи, заслуженный работник культуры Калмыкии.

Отрывок, характеризующий Садовое (Калмыкия)

В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.