Сандерс, Фэроу
| Сандерс, Фэроу | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Фэррелл Сандерс |
| Дата рождения |
13 октября 1940 (83 года) |
| Место рождения | |
| Годы активности |
1960 — |
| Страна | |
| Профессии | |
| Жанры |
фри-джаз, авангардный джаз, этническая музыка, пост-боп, хард-боп |
| [pharoahsanders.net sanders.net] | |
Феррелл «Фэроу» Сандерс (англ. Ferrell "Pharoah" Sanders; род. 13 октября 1940, Литл-Рок, Арканзас, США) — американский джазовый музыкант, саксофонист, флейтист, бэнд-лидер. Один из самых энергичных представителей раннего фри-джаза[1]. Обладатель премии Грэмми. «Возможно, лучший тенор-саксофонист в мире», согласно мнению Орнетта Коулмэна[2]. Прославился мощным звукоизвлечением, техникой мультифонии, передувания и флажолетов, владеет также «звуковыми пластами» (sheets of sound). Известно высказывание Альберта Эйлера: «Колтрейн был Отцом, Фэроу — Сыном, а я — Святым Духом»[3]. Сам Фэроу в определённый период развивал идею миссионерства, полагая, что «музыка — это проповедь мира и любви»[1].
Биография
Дедушка учил Феррелла игре на фортепиано. Параллельно будущий музыкант осваивал ударные, кларнет и тубу. В 16 лет он решил сделать свой выбор в пользу саксофона и играл с различным ритм-н-блюзовыми коллективами. В 1959 году Сандерс уехал учиться в Окленд (Калифорния), где играл с Дьюи Редманом и Филли Джо Джонсом. В 1962 году, когда Фэроу переехал в Нью-Йорк, список его партнёров пополнили Сан Ра, Дон Черри и Рашид Али. В 1965 году Сандерс присоединился к ансамблю Джона Колтрейна, и вскоре его саксофон зазвучал на альбомах великого джазмена — в частности, «Ascension» и «Meditations».
В 1967 году умер Колтрейн. Сотрудничество с ним сильно повлияло на Сандерса, что хорошо слышно на его альбомах второй половины 1960-х годов. В 1968-м Фэроу принял участие в записи одноимённого альбома коллектива Jazz Composer's Orchestra, которым руководили Карла Блэй и Майкл Мантлер. К тому же периоду относится его сотрудничество с ансамблем Элис Колтрейн. На альбоме Сандерса «Karma» (1969) звучит вокал Леона Томаса — впоследствии певец стал постоянным партнёром Фэроу. С 1969 по 1971 год с ними также записывались пианист Лонни Листон Смит и басист Сесил МакБи.
В 1970-е годы фри-джаз, каким видел его Фэроу Сандерс, постепенно терял популярность. Музыкант начал экспериментировать с самыми разными жанрами, включая уже знакомый ему в ранний период R'n'B. Есть также версия[1] о том, что работа Сандерса в рамках популярной музыки имеет вышеупомянутую миссионерскую подоплёку. В 1980-е Сандерс вновь обратился к джазу, и его стиль находился на стыке модального джаза и хард-бопа.
1990-е годы ознаменовались сотрудничеством с Биллом Ласвеллом. Басист не только принял участие в записи альбомов Сандерса «Message From Home» и «Save Our Children», но и спродюсировал пластинку «The Trance Of Seven Colors», для записи которой (совместно с гнауанским музыкантом Махмудом Гуинией) Сандерс поехал в Марокко. В 1999 году в одном из интервью он пожаловался, что «несмотря на происхождение, ему трудно найти работу»[4]. В том же году Сандерс принял участие в записи альбома проекта Red Hot Organization «Stolen Moments: Red Hot + Cool», названного журналом Time «альбомом года».
Стилистическую универсальность Фэроу Сандерса подчёркивает ещё и то, что он стал одним из музыкантов, привнесших во фри-джазовые структуры элементы восточной музыки[5]. По мнению Джейсона Гросса, в раннем творчестве рок-группы MC5 прослеживается влияние музыки Сандерса и Сан Ра.
В настоящее время Фэроу Сандерс продолжает выступать и записывать альбомы. В 2007 году он принял участие в Мельбурнском джазовом фестивале.
Дискография
В качестве лидера
| Название | Год | Лейбл |
|---|---|---|
| Pharoah’s First | 1964 | ESP-Disk |
| Tauhid | 1966 | Impulse! Records |
| Izipho Zam | 1969 | Strata-East Records |
| Karma | 1969 | Impulse! |
| Jewels of Thought | 1969 | Impulse! |
| Deaf Dumb Blind (Summun Bukmun Umyun) | 1970 | Impulse! |
| Thembi | 1971 | Impulse! |
| Village of the Pharoahs | 1971 | Impulse! |
| Black Unity | 1971 | Impulse! |
| Live at the East | 1971 | Impulse! |
| Wisdom Through Music | 1972 | Impulse! |
| Elevation | 1973 | Impulse! |
| Love in Us All | 1973 | ASD |
| Voyage to Uranus | 1974 | Capitol |
| Pharoah | 1977 | India Navigation |
| Love Will Find a Way | 1977 | Arista |
| Beyond a Dream | 1978 | Arista |
| Journey to the One | 1980 | Theresa (Evidence) |
| Live | 1981 | Theresa (Evidence) |
| Rejoice | 1981 | Theresa (Evidence) |
| Heart is a Melody | 1982 | Theresa (Evidence) |
| Shukuru | 1985 | Theresa (Evidence) |
| Oh Lord, Let Me Do No Wrong | 1989 | Columbia |
| A Prayer Before Dawn | 1987 | Theresa (Evidence) |
| Africa | 1987 | Timeless |
| Moonchild | 1989 | Timeless |
| Welcome to Love | 1990 | Timeless |
| Crescent with Love | 1992 | Evidence |
| The Trance Of Seven Colors (с Махмудом Гуиния) | 1994 | Axiom |
| Naima | 1995 | Evidence |
| Message from Home | 1996 | Verve |
| Save our Children | 1999 | Verve |
| Spirits | 2000 | Meta |
| With a Heartbeat | 2003 | Evolver |
| The Creator Has a Master Plan | 2003 | Venus |
В качестве участника
С Джоном Колтрейном
- Kulu Se Mama (1965)
- Om (1965)
- Meditations (1965)
- Ascension (1965)
- Live In Seattle (1965)
- Live at the Village Vanguard Again! (1966)
- Live In Japan (1966)
- Expression (1967)
- The Olatunji Concert: The Last Live Recording (1967)
С Элис Колтрейн
- A Monastic Trio (1968)
- Ptah, the El Daoud (1970)
- Journey in Satchidananda (1970)
- Blues for Coltrane (1987)
- Love & Peace (1994)
С Доном Черри
- Symphony for Improvisers (1966)
- Where Is Brooklyn? (1967)
С другими
- 1964 — Sun Ra — Featuring Pharoah Sanders & Black Harold
- 1965 — Ornette Coleman — Chappaqua Suite
- 1968 — Jazz Composer’s Orchestra — The Jazz Composer’s Orchestra (album)|The Jazz Composer’s Orchestra
- 1973 — Larry Young — Lawrence of Newark
- 1978 — Ed Kelly — Ed Kelly & Friends (Ed Kelly & Pharoah Sanders)
- 1985 — Art Davis — Life
- 1991 — Sonny Sharrock — Ask the Ages
- 1994 — Franklin Kiermyer — Solomon’s Daughter
- 2000 — Alex Blake — Now is the Time: Live at the Knitting Factory
- 2006 — Kenny Garrett — Beyond the Wall
- 2008 — Kenny Garrett — Sketches of MD: Live at the Iridium
Напишите отзыв о статье "Сандерс, Фэроу"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Фейертаг В. Б. [slovari.yandex.ru/dict/jazz_xx Энциклопедический справочник «Джаз. ХХ век»]. — СПб.: Скифия, 2001. — 561 с. — ISBN 5-94063-018-9.
- ↑ [www.sfgate.com/cgi-bin/article.cgi?file=/chronicle/archive/2006/04/19/DDGBEI9EI91.DTL&type=music Tenor saxophonist Pharoah Sanders burst through the gates in John Coltrane’s group. At 65, he’s going strong]
- ↑ [www.allaboutjazz.com/php/article.php?id=15356 Albert Ayler: Holy Ghost]
- ↑ [www.allaboutjazz.com/iviews/sanders.htm Jazz — AllAboutJazz.com]
- ↑ Барбан Е. С. Чёрная музыка, белая свобода. Музыка и восприятие авангардного джаза. — СПб.: Композитор, 2007. — С. 284. — ISBN 978-5-7379-0359-6.
Отрывок, характеризующий Сандерс, Фэроу
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
