Сантер, Жак

Жак Сантер Jacques Santer<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Европейской комиссии
24 января 1995 год — 15 марта 1999 года
Предшественник:	Жак Делор
Преемник:	Мануэль Марин (и. о.) Романо Проди
Премьер-министр Люксембурга
20 июля 1984 года — 5 января 1995 года
Предшественник:	Пьер Вернер
Преемник:	Жан-Клод Юнкер
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	18 мая 1937(1937-05-18) (86 лет) Вассербиллиг, Люксембург
Партия:	ХСНП
Награды:

Жак Сантер, люксемб. Jacques Santer (род. 18 мая 1937, Вассербиллиг, Люксембург) — люксембургский политик, премьер-министр Люксембурга в 1984—1994 годах.

Начал свою политическую карьеру в рядах Христианско-социальной народной партии, в 1966—1972 был секретарём её фракции, а в 1972 стал государственным секретарём по социальной и культурной политике. С 1974 Сантер стал депутатом Европейского парламента, в 1975—1977 занимая пост его вице-председателя. В 1974—1982 он был председателем ХСНП, а в 1979 после победы её на парламентских выборах стал министром финансов. В 1984 с отставкой Пьера Вернера Сантер стал новым премьер-министром страны, до 1989 оставаясь также министром финансов. В 1995 Сантер оставил пост премьер-министра, чтобы стать председателем Европейской комиссии. Его кандидатура стала компромиссной. На этом посту он осуществлял подготовку к ведению евро. В 1999 после публикации доклада независимых депутатов о развитии коррупции в комиссии Сантер ушёл в отставку и был до 2004 депутатом Европейского парламента.

Награды

• Кавалер Большого креста ордена Сокола (Исландия, 10 сентября 1990 года)

Отрывок, характеризующий Сантер, Жак

– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.