Сафаревич, Ян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ян Сафаревич
Jan Safarewicz
Дата рождения:

8 февраля 1904(1904-02-08)

Место рождения:

Динабург

Дата смерти:

9 апреля 1992(1992-04-09) (88 лет)

Место смерти:

Краков, Польша

Страна:

Польша

Научная сфера:

филология

Место работы:

Университет Стефана Батория
Ягеллонский университет

Альма-матер:

Университет Стефана Батория

Награды и премии:

Ян Сафаревич (польск. Jan Safarewicz; 8 февраля 1904, Динабург9 апреля 1992, Краков) — польский языковед, профессор Ягеллонского университета, член Польской академии наук; почётный доктор Вильнюсского университета и Ягеллонского университета.





Биография

Сын налогового чиновника (получившего образование в области классической филологии. После ранней смерти родителей воспитывался дядей Александром Сафаревичем, бактериологом и профессором виленского Университета Стефана Батория. Окончил гимназию имени короля Сигизмунда Августа в Вильно в 1922 году и поступил в Университет Стефана Батория, где изучал языкознание и классическую филологию. В 1927 году получил степень доктора философии за работу „De inscriptione I. G II 971“. В 19271930 годах совершенствовался в Париже, в частности, под руководством Эмиля Бенвениста и Антуана Мейе. В 1932 году после хабилитации в Университете Стефана Батория (работа „Le rhotacisme latin“ стал доцентом на кафедре индоевропейского языкознания.

В 1935 году перешёл в Ягеллонский университет, где заведовал кафедрой индоевропейского языкознания. В 1937 году стал экстраординарным профессором, в 1948 году профессором ординарным. Во время войны преподавал в подпольном университете (1942—1945). В 1948 году перешёл на кафедру общего языкознания, в 1965—1973 годах был её заведующим. В 1954—1956 и 1963—1964 был деканом филологического факультета. В 1952—1967 годах председатель научного совета лаборатории словаря латинского языка ПАН.

С 1945 года был членом-корреспондентом, с 1951 года действительным членом Польской академии знаний1989 году стал членом восстановленной Польской академии знаний). В 1958 году стал член-корреспондентом Польской академии наук, c 1964 года действительный член. В 19711974 годах председатель Комитета языкознания ПАН. В 1982 году стал членом возобновленного Варшавского научного общества. Участвовал в работе Польского языковедческого общества (Polskie Towarzystwo Językoznawcze) (председатель в 1958—1961 и 1966—1968 годах), а также Общества любителей польского языка (Towarzystwo Miłośników Języka Polskiego) (председатель в 1969—1984 годах).

В 1975—1990 годах — главный редактор журнала «Acta Baltico-Slavica».

Жена Сафаревича Халина Сафаревич была профессором русской филологии в Ягеллонском университете, дочь Ванда Бачковска — историк.

Научная деятельность

Научная деятельность охватывала изучение балтских языков, романское языкознание, индоеропеистику, историческую грамматику, общее языкознание, латинистику, элленистику.

Основные труды

  • „Gramatyka historyczna języka łacińskiego. Składnia“ (1950)
  • „Zarys gramatyki historycznej języka łacińskiego. Fonetyka historyczna i fleksja“ (1953)
  • „Studia językoznawcze“ (1967)
  • „Łacina i jej historia“ (1968)
  • „Historische lateinische Grammatik“ (1969)
  • „Zarys historii języka łacińskiego“ (1986)

Награды и звания

  • Медаль Польской академии наук имени Коперника (1977)
  • Доктор honoris causa Вильнюсского государственного университета за достижения заслуги в балтском и литовском языкознании (1979)
  • Доктор honoris causa Ягеллонского университета (1985)
  • Кавалерский крест ордена Возрождения Польши
  • Командорский крест ордена Возрождения Польши
  • Медаль Комиссии национальной эдукации
  • Орден «Знамя Труда» первой степени

Напишите отзыв о статье "Сафаревич, Ян"

Ссылки

  • [www.kjo.filg.uj.edu.pl/jednostka/historia Katedra Językoznawstwa Ogólnego i Indoeuropejskiego. Historia]  (польск.)
  • Mažiulis Vytautas. [www.baltistica.lt/index.php/baltistica/article/view/262/221 Jan Safarewicz] (лит.) // Baltistica : журнал. — Вильнюс, 1994. — T. 28, nr. 2. — P. 134—135. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0132-6503&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0132-6503].

Отрывок, характеризующий Сафаревич, Ян

Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…