Свортаут, Глендон
| Глендон Свортаут | |
| Glendon Swarthout | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
23 сентября 1992 (74 года) |
| Место смерти: | |
| [www.glendonswarthout.com www.glendonswarthout.com] | |
Глендон Свортаут (англ. Glendon Swarthout; 8 апреля 1918 — 23 сентября 1992) — американский писатель, дважды номинант Пулитцеровской премии
Написал повесть «Благослови зверей и детей», сравнивается с книгой «Повелитель мух» Уильяма Голдинга.
Содержание
Биография
Единственный сын в семье банкира и домохозяйки Фреда и Лилы Свортаут, Глендон с самого детства любил писать, и со своими работами выигрывал школьные конкурсы. Несмотря на отличные способности к английскому языку и литературе, Глендону практически не давалась математика. В детстве он не любил спорт, а в свободное время занимался на аккордеоне и читал книги. Иногда летом Глендон даже подрабатывал игрой на аккордеоне в курортном городке Шарлевойангл, неподалеку от озера Мичиган.
В 1935 году, окончив школу, он переехал в Энн-Арбор и поступил в Мичиганский университет, где увлёкся музыкой серьёзнее, участвуя в небольшой университетской группе.
28 декабря 1940 года, после того как закончил университет, Свортаут женился на Кэтрин Вогн (англ. Kathryn Vaughn), с которой познакомился ещё в возрасте 13 лет. Уже после свадьбы он написал свою первую рекламную статью для компаний «Cadillac» и «Dow Chemical» в рекламном агентстве MacManus, John & Adams в Детройте.
Через год он выбрал путь писателя и решил посмотреть на мир глазами журналиста. Так он устроился фриланс-журналистом в 22 газеты и поехал путешествовать со своей женой на маленьком грузовом корабле в сторону Южной Америки, периодически посылая в газетки статьи о своих приключениях. В Барбадосе он услышал о бомбёжке Перл-Харбора, и сразу же решил вернуться домой, но это заняло около пяти месяцев, так как пришлось прятаться от немецких подводных лодок.
Не принятый в армию по состоянию здоровья, он вместе с супругой устроился на новый военный завод Willow Run близ Энн-Арбор. Работая долгие месяцы над созданием тяжёлых бомбардировщиков Consolidated B-24 Liberator, он и написал свой первый рассказ Willow Run о людях, работающих с ним. Рассказ этот был издан после многочисленных правок по довольно критичным отзывам. Правда, Свортаут всегда отзывался о первом рассказе как о некоторой тренировке.
В разгар войны его все-таки призвали в армию, и отправили в Италию. Пока его дивизия ожидала прорыва Анцио (Анцио-Неттунская операция, штаб искал способного хорошо писать, и пристроил его к себе. После того как дивизия захватила Рим, Свортаут перебрался в Сен-Тропе, где в течение шести дней участвовал в своём первом бою. Когда его дивизия готовилась к наступлению на Германию, он, разгружая грузовик, повредил позвоночные диски и был отправлен домой на лечение. Правда, боли в спине после этой травмы беспокоили его до конца жизни.
После войны, Свортаут вернулся в Мичиганский Университет, получил степень и устроился работать преподавателем в колледже. У него родился сын Майлз. А позже он стал преподавать в Университете штата Мичиган, где стал доктором философии в 1955 году.
Примерно в это же время Глендон начал публиковать небольшие рассказы в таких изданиях как Cosmopolitan и The Saturday Evening Post. Его роман «Лошадь для мистера Кастера» (англ. A Horse For Mrs. Custer) стал основой для малобюджетного вестерна Рэндольфа Скотта «Седьмая Кавалерия», выпущенному на киностудии Columbia Pictures в 1956 году. А его следующая книга «They Came To Cordura» стала настоящим бестселлером, принёсшим Свортауту звание профессионального писателя.
Умер Глендон 23 сентября 1992 года у себя дома в Скоттсдейл, Аризона, от эмфиземы лёгких, связанную скорее всего с тем, что он курил всю жизнь.
Романы
- Willow Run (1943)
- They Came To Cordura (1958)
- Where The Boys Are (1960)
- Welcome To Thebes (1962)
- The Cadillac Cowboys (1964)
- The Eagle and the Iron Cross (1966)
- Loveland (1968)
- Bless the Beasts and Children (1970)
- The Tin Lizzie Troop (1972)
- Luck and Pluck (1973)
- The Shootist (1975)
- A Christmas Gift (также известен как The Melodeon) (1977)
- Skeletons (1979)
- The Old Colts (1985)
- The Homesman (1988)
- Pinch Me, I Must Be Dreaming (1994, издан после смерти)
- Easterns and Westerns (2001) (краткий сборник рассказов под редакцией Майлза Худ Свортаута)
Фильмы, снятые по его книгам
- 7th Cavalry — Columbia Pictures, 1956 • 7th Cavalry (англ.) на сайте Internet Movie Database
- They Came to Cordura — Columbia Pictures, 1959 • They Came to Cordura (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Where the Boys Are — MGM, 1960 • Where the Boys Are (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Благослови зверей и детей — Columbia Pictures, 1971 • Bless the Beasts & Children (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Самый меткий — Paramount, 1976 • The Shootist (англ.) на сайте Internet Movie Database
- A Christmas to Remember — CBS, 1978 • A Christmas to Remember (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Where the Boys Are '84 — Tri-Star, 1984 • Where the Boys Are '84 (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Местный — EuropaCorp, 2014 • The Homesman (англ.) на сайте Internet Movie Database
Театральные постановки
- «Гранд Каньон» — спектакль [nabereg.ru/index.html «Театра на набережной»] по повести Свортаута «Благослови детей и зверей». Автор пьесы и режиссёр — Фёдор Владимирович Сухов. Премьера спектакля состоялась в 2000 году.
Награды
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Glendon Swarthout (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Напишите отзыв о статье "Свортаут, Глендон"
Ссылки
- [www.glendonswarthout.com/ Официальный сайт писателя]
Отрывок, характеризующий Свортаут, Глендон
– Ах запропала… да ежова голова…– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
