Святой Эмерик
| Эмерик | |
| Imre | |
 | |
| Рождение |
около 1000 года |
|---|---|
| Смерть | |
| Почитается | |
| Канонизирован | |
| День памяти | |
| Покровитель |
юношества |
| Атрибуты |
лилия |
Святой Эмерик (Эмерик Венгерский, святой Имре; венг. Imre; около 1000, Веспрем — 2 сентября 1031, Трансильвания) — католический святой, венгерский королевич из дома Арпадов, сын короля Иштвана Святого и Гизелы Баварской.
Содержание
Биография
О жизни Имре сохранилось мало сведений. Он был предположительно вторым сыном короля Иштвана и единственным, дожившим до взрослого возраста. О происхождении имени Имре существует две версии. По одной, Имре был назван в честь дяди, правителя Священной Римской империи Генриха II Святого, таким образом, Имре — венгерский вариант имени Генрих[1]. По другой версии, Имре — это венгерский вариант немецкого имени Эммерих[2].
В молодости его учителем был святой Геллерт, который воспитывал принца в строгом и аскетическом духе. Иштван I видел в Имре своего преемника, писал для него поучения, в которых излагал советы по управлению государством и планировал в конце жизни сделать его своим соправителем. Существует предание, что Имре дал в кафедральном соборе Веспрема обет целомудрия[3].
В возрасте 31 года Имре погиб от нападения кабана во время охоты в Трансильвании на территории современного румынского жудеца Бихор. Был похоронен в королевской усыпальнице в Секешфехерваре.
Культ
Вплоть до начала турецкого ига могила Эмерика была объектом паломничеств. В 1083 году Имре был канонизирован папой Григорием VII одновременно со своим отцом. День памяти в Католической церкви — 4 ноября. Главный иконографический атрибут — лилия, символ непорочности.
Почитание святого Эмерика привело к тому, что имя Эмерик (формы Эмери, Эмори, Эмрик, Америкус, Америго) распространилось по Европе параллельно с именем Генрих. В честь святого Эмерика был крещён Америго Веспуччи, так что если верна версия о том, что континент Америка назван по имени этого мореплавателя, то опосредованно слово «Америка» восходит к имени венгерского королевича[1].
Предки
| Святой Эмерик — предки |
|---|
Напишите отзыв о статье "Святой Эмерик"
Примечания
Ссылки
- [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~dlemrick/stemeric.htm St. Emeric of Hungary (англ.)]
- [www.catholic.org/saints/saint.php?saint_id=3110 St. Emeric]
Отрывок, характеризующий Святой Эмерик
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
