Симфония № 5 (Шостакович)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Симфония № 5 ре минор, op.47, — симфония Дмитрия Шостаковича, созданная в период между апрелем и июлем 1937 года. Впервые исполнена 21 ноября 1937 года в Ленинграде, Ленинградским филармоническим оркестром под управлением Евгения Мравинского. Работа имела огромный успех, и, по словам Мстислава Ростроповича, получила овации со слезами на глазах[1], длившиеся по крайней мере 40 минут. Симфония является одним из наиболее популярных произведений Шостаковича.





История создания

После гонений 1936 года за оперу «Леди Макбет Мценского уезда» и балет «Светлый ручей» Шостакович находился под давлением. От него требовали упростить свою музыку и адаптировать её к модели социалистического реализма. Адекватный образ социалистического реализма в музыке означает монументальный подход и возвышенная оптимистическая риторика. Музыка Шостаковича была сочтена слишком сложной технически, оперу «Леди Макбет Мценского уезда» поносили в «Правде». На заседании Союза композиторов через неделю после этой статьи Лев Книппер, Борис Асафьев и Иван Дзержинский предложили помочь композитору встать на правильный путь. В такой обстановке у Шостаковича, как представляется, нет другого выбора, кроме как подчиниться.

Шостакович обратился к помощи маршала Михаила Тухачевского. Один из высших офицеров в Красной армии с 1925 года был покровителем композитора. Тем не менее, сам маршал стал жертвой, осужден по обвинению в измене и расстрелян. Многие из друзей и родственников Шостаковича были арестованы и исчезли, а на протяжении года композитор опасался, что то же случится и с ним.

Такова была ситуация, с которой Шостакович столкнулся в апреле 1937 года. Но как исключительно точно, глубоко и правдиво воспринимающий действительность человек, он создал новое произведение с удивительной глубиной и многоплановостью, отражающее жизнь, ни на йоту не поддавшись давлению. И он достиг новой высоты в своем творчестве, оставив потомкам срез времени в классической музыкальной интерпретации.

Одна работа, написанная ранее, смогла добиться этого — Четвёртая симфония Малера. Малер начал свою Четвертую симфонию в режиме детской простоты, однако в дальнейшем стало очевидным, что первое впечатление было обманчивым. Шостакович использовал отрывок из Малера в своей симфонии.

Через четыре месяца после Четвёртой симфонии, Шостакович начал писать Пятую симфонию. Эта работа, как он надеялся, будет означать его политическую реабилитацию. Композитор даже дал симфонии подзаголовок «Ответ советского художника на справедливую критику». Этот «ответ» мог бы сойти за пример героического классицизма, который от него требовали. Шостакович расширил свой музыкальный стиль при этом усилив содержательность и создав многомерность. Шостакович нашел язык, с помощью которого он мог говорить с властью все последующие годы.

Структура

Продолжительность исполнения симфонии составляет около 45 минут. Симфония состоит из четырёх частей:

  1. Moderato
  2. Allegretto
  3. Largo
  4. Allegro non troppo

Марш энтузиастов переходит в полный деланного веселья танец, потом же по нарастающей звучит тема страха. К третьей части музыка излучает чувство постигшего всех горя, в котором каждый остался одинок[1].

Состав оркестра

Симфония написана для оркестра в составе: 2 флейт и флейты-пикколо, 2 гобоев, 2 кларнетов и малого кларнета, 2 фаготов и контрафагота, 4 валторн, 3 труб, 3 тромбонов, тубы, литавр, малого барабана, треугольника, тарелок, большого барабана, гонга, колокольчиков, ксилофона, 2 арф (одна часть), фортепиано, челесты и струнных.

Приём

Пятая симфония Шостаковича стала беспрецедентным триумфом. Музыка встретила положительный отклик как официальных критиков, так и публики. Власти нашли всё, что искали в предыдущих сочинениях композитора. Общественность услышала её как выражение страдания. Симфония явилась художественным изображением времени, в котором она возникла. Годы спустя автор так отозвался о случившемся: «Они... надели маски… Теперь все говорят: «Мы не знали, мы не понимали. Мы верили Сталину. Нас обманули, ах, как нас жестоко обманули!»… Я ни за что не поверю, что тот, кто ничего не понимал, мог прочувствовать Пятую симфонию»[1].

Напишите отзыв о статье "Симфония № 5 (Шостакович)"

Примечания

  1. 1 2 3 П. Котов, М. Шифрин. Испания и СССР, ноябрь 1937 (параллели) // Вокруг света. — 2012. — № 11. — С. 42.

Ссылки

  • [www.cl.cam.ac.uk/users/mn200/music/shostakovich/fifth-symphony.html Information on Shostakovich’s fifth symphony]
  • [www.npr.org/templates/story/story.php?storyId=6126580 Sample recordings]
  • [www.keepingscore.org/interactive/shostakovich-fifth-symphony Keeping Score: Shostakovich Symphony No. 5]

Отрывок, характеризующий Симфония № 5 (Шостакович)

– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.