Спанхеймы

Спанхеймы (нем. Spanheimer, Sponheimer) — немецкая династия, представители которой правили в Каринтии в 1122—1269 годах, а также, некоторое время, в Крайне (1248—1269) и Истрии (1103—1173). Во время правления Спанхеймов Каринтия окончательно сложилась как суверенное государство.

Происхождение

Спанхеймы, по-видимому, происходили из Франконии. В XI веке некий Зигфрид Спанхейм переселился в юго-восточную Германию, где приобрел владения в Южном Тироле и Штирии и женился на Рихарде Лавантской, дочери одного из каринтийских дворян. В 1045 году Зигфрид Спанхейм стал маркграфом Венгерской марки — небольшого полунезависимого образования на границе Священной Римской империи с Венгрией (на территории современного Бургенланда). Старший сын Зигфрида Энгельберт I стал графом Пустерталя (Южный Тироль) и Крайхгау (Западная Франкония), а также викарием архиепископа Зальцбургского в ряде церковных владений в Каринтийском герцогстве. В 1090 году Энгельберт благодаря своей близости к церковным кругам получил в управление Истрию, находящуюся в то время под сюзеренитетом патриарха Аквилеи. Он женился на Хедвиге Эппенштейн, сестре и наследнице последнего герцога Каринтии из династии Эппенштейнов Генриха III.

Герцоги Каринтии

Один из сыновей Энгельберта, Генрих IV, унаследовал в 1122 году каринтийский престол после смерти последнего Эппенштейна и основал династию Спанхеймов в Каринтии. Другой, Энгельберт II, стал в 1103 году маркграфом Истрии, а в 1123 году после смерти брата получил и корону Каринтии.

Спанхеймы стали герцогами Каринтии в период острого кризиса государства, потерявшего большую часть своей территории и авторитет на международной арене. Энгельберту II и его наследникам — Ульриху I (1134—1144) и Генриху V (1144—1161) — удалось сформировать из остатков каринтийских земель достаточно прочное княжество и, ориентируясь на императора, усилить своё влияние в регионе. На протяжении всего XII века Спанхеймы вели борьбу с церковными феодалами, владеющими значительными территориями в Каринтии и Истрии, в том числе такими важными торговыми центрами как Филлах и Фризах, однако, несмотря на определённые успехи, полностью вернуть эти земли под власть герцога так и не удалось.

С начала правления Германа Спанхейма (1161—1181) в Каринтии начался экономический и политический подъём. Были основаны Санкт-Файт и Клагенфурт, вскоре ставшие крупными торговыми городами и столицами государства, развивалась добыча драгоценных металлов. Двор герцога стал центром средневекового искусства миннезингеров. Правда, в конце XII века позиции Спанхеймов несколько ослабли вследствие потери Истрии, перешедшей под власть Андексской династии, и окончательного отпадения Штирии, но в первой половине XIII века герцогу Бернарду (1201—1256) удалось восстановить влияние Каринтии благодаря прочному союзу с Гогенштауфенами и королями Чехии. Бернард развернул борьбу с Австрией за власть над Крайной и в конце-концов одержал победу: в 1248 году его сын и наследник Ульрих III был провозглашён герцогом Крайны.

Незадолго до своей смерти Ульрих III (1256—1269), верный каринтийско-чешскому союзу, завещал свои владения Пржемыслу Оттокару II, королю Чехии. Ульрих III стал последним правителем независимой Каринтии и с его смертью угасла каринтийская линия Спанхеймов. Каринтия и Крайна в 1269 году перешли под власть Чехии, а спустя полвека, в 1335 году были присоединены к владениям Габсбургов.

Родовая усыпальница герцогов Каринтии из рода Спанхеймов находится в монастыре Санкт-Пауль в Лавантской долине Каринтии, основанном в 1091 году Энгельбертом I.

Графы Ортенбурга

Один из сыновей Энгельберта II Спанхейма, Рапото I (ум. в 1186 году), приобрёл земельные владения в юго-восточной Баварии (Ортенбург к югу от Пассау) и ряд территорий на Драве. Рапото I стал основателем линии графов Ортенбургских, ставших достаточно крупными землевладельцами в Штирии, Крайне и Баварии. Ортенбургское графство было формально независимым и просуществовало до Наполеоновских войн (хотя большая часть владений графов была аннексирована Баварией и Австрией в середине XVI века). В 1806 году Ортенбург был медиатизирован Баварией, однако графы Ортенбургские были признаны равными по рождению королевским домам Европы.

От графов Ортенбургских в герб Баварии попала «синяя пантера», восходящая к «чёрной пантере» на печатях герцогов Каринтии.

Графы Спонхейм-Сайн

У основателя династии Спанхеймов Зигфрида был двоюродный брат по имени Стефан (ум. в 1080 году). Стефан не переселялся в юго-восточную Германию, сохранив владения в долине Рейна. Его потомки путём династических браков унаследовали крупную сеньорию Сайн на севере современной федеральной земли Рейнланд-Пфальц, а затем ещё ряд земель по обеим берегам Рейна. Было сформировано несколько территориальных княжеств (Спонхейм, Сайн-Виттгенштейн, Гейнсберг), которые играли важную роль в истории прирейнской Германии. Для этой линии более принято написание Спoнхейм. Наиболее известным представителем рейнландской ветви Спонхеймов был русский фельдмаршал Пётр Витгенштейн (1768—1843).

Ссылки

• [www.genealogy.euweb.cz/sponheim/sponh1.html Полное родословие дома Спонхеймов]
• [www.carantha.net/the_dynasty_of_carantania.htm Династия Спанхеймов (англ.яз.)]

Отрывок, характеризующий Спанхеймы

Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.