Стонкус, Станисловас Станисловович

Станисловас Стонкус
лит. Stanislovas Stanislovo Stonkus
Позиция:	Разыгрывающий защитник
Прозвища:	Стасис (лит. Stasys)
Рост:	181 см
Гражданство:	СССР СССР →Литва Литва
Дата рождения:	29 декабря 1931(1931-12-29)
Место рождения:	Тельшяй, Литва
Дата смерти:	19 февраля 2012(2012-02-19) (80 лет)
Место смерти:	Каунас, Литва
Команды «Жальгирис» (1950—1958) Личные награды и достижения Государственные награды

Спортивные награды
Олимпийские игры
Серебро	Хельсинки 1952	Баскетбол
Серебро	Мельбурн 1956	Баскетбол
Чемпионаты Европы
Бронза	Будапешт 1955
Золото	София 1957

Станисловас Станисловович Стонкус (лит. Stanislovas Stanislovo Stonkus; 29 декабря 1931, Тельшяй, Литва — 19 февраля 2012, Каунас, Литва) — советский баскетболист. Чемпион Европы 1957 года, серебряный призёр Олимпийских игр 1952 и 1956 годов.

Биография

С 1950 по 1958 год играл за «Жальгирис», стал в его составе чемпионом СССР 1951 года, а в 1953 году выиграл кубок страны.

В составе сборной СССР принимал участие в двух чемпионатах Европы и двух Олимпийских играх. На Олимпийских играх 1952 года на площадку не выходил, а четыре года спустя стал лучшим в сборной Советского Союза по среднему числу очков за игру, набрав 80 очков в 5 матчах (16 в среднем). На победном чемпионате Европы 1957 года в Софии снова стал самым результативным игроком сборной СССР, набрал 125 очков в 9 встречах. В 1957 году присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР.

С 1954 года работал в Литовском институте физической культуры, сначала как старший преподаватель, а затем — как заведующий кафедрой спортивных игр. В период с 1978 по 1990 год был ректором института. Известен также как спортивный журналист и публицист, автор большого числа книг о баскетболе. Был редактором Литовской спортивной энциклопедии.

В 2006 году по результатам опроса читателей газеты «Спорт-Экспресс», приуроченного к столетию российского баскетбола занял 8-е место в списке лучших разыгрывающих.

Ссылки

• [www.databaseolympics.com/players/playerpage.htm?ilkid=STONKSTA01 Stasys Stonkus] — Olympic medals and stats  (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/st/stasys-stonkus-1.html Станисловас Стонкус] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Стонкус, Станисловас Станисловович

В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.