Субанон
| Численность и ареал | |
|---|---|
| Язык |
Субанон, различаются диалекты: синданган, сибугуэ, малинданг, сиокун; бисайский, тагальский, английский |
| Религия |
Традиционные верования и культы, христианство (католицизм, протестантство), ислам |
| Входит в | |
Субанон — группа филиппинских племён, которые населяют районы Южной Замбоанги, Северной Замбоанги и горные районы Западного Мисамиса на острове Минданао. Субанон означает «житель реки»[1]; в настоящее время субанон были вытеснены в горную местность мусульманскими народностями. Численность народа составляет 180 тыс. человек. Говорят на одноимённом языке субанон филиппинской группы австронезийской семьи. Кроме того, среди субанон распространены также тагальский, бисайский и английский языки. Основная часть придерживается традиционных верований и культов, меньшая часть — христиане (католики, протестанты), также есть мусульмане.
Содержание
Основные занятия
Основными занятиями народа субанон являются ручное подсечно-огневое земледелие (самая важная культура — рис, также выращивают таро, ямс, батат), собирательство, охота, гончарство, плетение, обработка дерева и выращивание томатов, баклажанов, кабачков и перца. Как известно, держат домашний скот, в том числе свиней, кур, крупного рогатого скота, буйволов.
Проживание
Субанон регулярно перемещаются из одного места в другое, чтобы очистить местность от деревьев для полей. Живут небольшими поселениями из 3—10 домов. Дома, как правило, однокамерные, прямоугольной формы и на сваях, с низкой крышей из соломы или пальмовых листьев.
Традиционная семья
Субанон не практикуют разделение труда по признаку пола. Мужчины и женщины работают в поле вместе, и мужчины могут готовить еду и заботиться о детях, когда это необходимо. Мало развита социальная стратификация, все живут равноправно. Для женитьбы требуется уплата калыма, ввиду чего рождение дочерей воспринимается как благословение. Существует всеобщее убеждение, что все человеческие существа должны вступать в брак. Также практикуется полигамия и полиандрия, запрещается развод и вступление в брак с ближайшими родственниками.
Национальная одежда
Традиционная мужская одежда — набедренная повязка, женская — несшитая юбка. Распространены амулеты, украшения, татуировки, обычай подпиливания и чернения зубов.
Обычаи и культура
Имеется богатый фольклор, сказки, мифы, обрядовые танцы и песни. Некоторые авторы выделяют особую предрасположенность к поэзии среди субанон[2].
Субанон стараются похоронить умершего в день смерти. Захоронение делают в гробу, изготовленном из двух выдолбленных половин толстого бревна. В гроб кладут немного пищи для покойника.
Религия и верования
Преобладают анимистические верования. Существуют культы (природы и духов предков). Но в настоящее время[когда?] горные народы Минданао, в том числе и субанон испытывают все большее и большее влияние культуры со стороны исламизированных народов, так и со стороны христианского населения. Распространяются ислам и христианство.
Напишите отзыв о статье "Субанон"
Примечания
Литература
- Frake C. O. [Rev.:] Hall W. C. Aspects of Western Subanon formal speech. Dallas: Summer Institute of Linguistics and the University of Texas at Arlington, 1987 // Language in Society. — 1990. Vol.19 — № 1, pp. 102—104.
- Imbing T. M. V. L., Viernes-Enriquez J. A Legend of the Subanen «Buklog» // Asian Folklore Studies. — 1990. Vol.49 — № 1, pp. 109—123.
- Verstraelen E. [Rev.:] Hall W. C. Aspects of Western Subanon formal speech. Dallas: Summer Institute of Linguistics and the University of Texas at Arlington, 1987 // Philippine Quarterly of Culture and Society. — 1989. Vol.17 — № 1, pp. 104—105.
Ссылки
- [etnolog.ru/people.php?id=SUBN Ethnologue]
- [www.jstor.org/stable/1177951 Imbing T. M. V. L., Viernes-Enriquez J. // Asian Folklore Studies. — 1990. Vol.49 — № 1, pp. 109—123.]
- [www.jstor.org/stable/29791968 Verstraelen E. // Philippine Quarterly of Culture and Society. — 1989. Vol.17 — № 1, pp. 104—105.]
- [firenze-lirica.com/gornie-narodi-lusona/obichai-subanon.html Обычаи Субанон]
Отрывок, характеризующий Субанон
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
