Суцос, Скарлатос
| Скарлатос Суцос | |
| Σκαρλάτος Σούτσος | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск |
Артиллерия |
| Звание |
генерал-лейтенант |
Скарла́тос Су́цос (греч. Σκαρλάτος Σούτσος; 1806, Бухарест, Дунайские княжества — 1887, Афины, Греческое королевство) — греческий генерал и министр 19-го века.
Содержание
Биография
Родился в 1806 году в семье последнего фанариота господаря Валахии Александра Суцу.
Учился в военном училище в Мюнхене на стипендию короля Баварии Людвига I.
В 1828 году, в период революции, прибыл в Грецию, где был зачислен в артиллерию. Сведений о его участии в боях в последние годы войны не сохранилось.
Когда Иоанн Каподистрия принял правление Грецией, Суцос был назначен преподавать артиллерию, как дисциплину, в только что созданное Военное училище эвэлпидов.
В Греческом королевстве в 1837 году был назначен одним из адъютантов короля Оттона I и оставался на должности вплоть до 1844 года[1]:410.
С 1853 по 1854 годы был военным министром[2]:137.
В годы Крымской войны
Новость о русско-турецкой войне, преподанной как война за православие[3], вызвала в Греции энтузиазм и военную атмосферу. Присоединение провинций, оставшихся за пределами Греции, встало на повестку дня. Для многих ветеранов Освободительной войны 1821—1829, Родина оставалась по ту сторону границы. Одновременно слухи о вытеснении православия из «Святой Земли», в пользу католиков, а также о опасностях, угрожающих Вселенскому патриархату, умножали милитаристские настроения среди православных греков. Россия усиливала эту атмосферу, через неопределённые обещания своих официальных лиц греческим политикам, поскольку вступление Греции в войну создавало отвлекающий фронт. Хотя король и почти все члены правительства были сторонниками войны, официального вступления в войну Греции не последовало. Но король и правительство не стали чинить препятствий для ведения негласной войны. Иррегулярные отряды из Греции, вместе с якобы мятежными частями армии, вторглись в османские провинции и при поддержке местных греческих военачальников подняли восстания[1]:468. Тщетно греческие послы в Париже, Лондоне и Константинополе и немногие министры, осознавая международную обстановку, предупреждали о опасности и абсурдности этой политики[4][5]. Веря своей тёте, княгине Софии, Оттон полагал, что Австрия благосклонно согласится на присоединение Фессалии к Греции. Оттон не осознавал, что Британия и Франция будут противодействовать всеми силами изменению границ в ущерб Османской империи, также как и игнорировал присутствие флотов двух держав в Архипелаге[6]:133. Эта политика делала Грецию единственной среди всех европейских стран союзнией России, против альянса (Великобритания, Франция, Османская империя и Сардинское королевство), который косвенно поддерживала Австрия. Так, при неофициальной поддержке Греции, откуда непрерывно шли бойцы и оружие, в восстание были вовлечены Эпир, Македония и Фессалия. 15 января 1854 года восстание охватило юг Эпира и застигнутые врасплох османские силы укрылись в городах Арта и Превеза. Сюда подошли С. Караискакис, и Д Гривас, «дезертировавшие из армии», под благословение военного министра Суцоса[6]:134. За ними последовали и другие ветераны и молодые офицеры, такие как К. Тзавелас и др.[1]:469. Фессалия восстала одновременно с Эпиром. Партизанские отряды вошли на османскую территорию из греческого города Ламия, с боеприпасами, которыми их обеспечил начальник жандармерии, согласовавший свои действия с Суцосом, и начали боевые действия против албанских гарнизонов. В Македонии восстало греческое население областей Гревена, Халкидики и Олимпа. Здесь восстание возглавили ветераны Освободительной войны Т. Зиакас и Т. Каратассос[1]:470. Ни давление британского посольства, ни османский ультиматум, не смогли убедить Оттона прекратить поддержку повстанцам. Оттон и королева Амалия «потеряли связь с действительностью, не осознавали реальные возможности страны, её пределы в внешней политике и возможные последствия»[1]:471. По истечению срока ультиматума, османы прервали дипломатические отношения с Грецией. Но Оттон, как пишет современный историк П. Папагеоргиу, находился под влиянием группы «ястребов», в которой первым он упоминает военного министра Скарлатоса Суцоса[1]:472. Греция шла к конфликту с Британией и Францией. Посольства двух стран известили Оттона, что их военные корабли будут производить досмотр судов и конфискацию оружия и боеприпасов. 10 апреля Британия объявила о намерении вмешаться, подразумевая угрозу будущему монархии Оттона. Англичане и французы заявили также, что они силой удовлетворят свои финансовые претензии касательно выплаты предыдущих займов[6]:135. Несмотря на все предупреждения, Оттон был в недоумении и растерянности, когда 13 мая 1854 французские военные корабли вошли в Пирей и высадили 2 тысячи солдат, а затем британский полк. 14 мая Отон провозгласил нейтралитет Греции в «Восточной войне» и прекращение деятельности партизанских отрядов[1]:472. Одновременно Оттон был вынужден сформировать новое правительство, которое возглавил А. Маврокордатос[7]. Суцос был отправлен в отставку.
При датской династии
Как пишет современный английский историк Д. Дакин, при восхождении на трон Греции короля Георга I, «русские постарались приблизить полковника Суцоса к новому двору, в качестве великого церемониймейстера»[6]:156. Суцос был назначен на этот пост в 1864 году.
Во время Критского восстания 1866 года, Суцос, вместе с Спиридоном Спиромилиосом был послан с войсками на северную границу королевства, ожидая приказа о начале военных действий против Османской империи[6]:173.
В 1869 году вновь стал военным министром[2]:293. Впоследствии был назначен командующим армии восточной Средней Греции.
В 1878 году, при вступлении греческой армии в Фессалию, в звании генерал-майора, был во главе экспедиционного корпуса. Позже был повышен в звание генерал-лейтенанта и стал Генеральным инспектором армии.
Умер в Афинах в 1887 году.
Убийства в Дилеси
В 1870 году, когда Скарлатос Суцос был военным министром, Грецию потряс эпизод в Дилеси.
Явление разбоя было актуально для греческого государства в первые 50 лет после его воссоздания и преследование разбойников было одной из главных задач, как жандармерии, так и армии.
В марте 1870 года группа британских туристов-аристократов подверглась нападению разбойников в Пикерми, недалеко от Афин. Отпустив часть заложников, разбойники удерживали четырёх, требуя выкуп в 50 тысяч английских фунтов. Британское посольство считало, что условие следует принять. Скарлатос Суцос был категорически против ведения переговоров с разбойниками. Операция армии завершилась трагедией. Разбойники убили заложников. В бою также погибли 10 солдат. В дальнейшем разбойники были взяты в плен и были осуждены. Но после этого эпизода, получившего широкую огласку за рубежом, правительство Тразибула Заимиса, включая военного министра Скарлатоса Суцоса, подало в отставку[8]. Кроме этого, Скарлатос Суцос был обвинён оппозицией Э.Делигеоргиса и оппозиционной прессой, как ответственный за убийства, поскольку разбойники тех лет имели контакты с крупными землевладельцами. Суцос имел большие земельные угодия в Аттике. Личные нападки на Суцоса стали причиной дуэли, где он тяжело ранил полковника Π. Коронеоса.
Семья
- Жена — Элпида Кантакузину (греч. Ελπίδα Καντακουζηνού), дочь российского дворянина греческого происхождения Александра Кантакузена.
- Сын — Суцос, Димитриос, стал впоследствии мэром Афин.
- Дочь — Суцу, Элиза (1837—1887) известна как переводчица.
Напишите отзыв о статье "Суцос, Скарлатос"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Στέφανος Παπαγεωργίου, Από το Γένος στο Έθνος 1821—1862, ISBN 960-02-1769-6
- ↑ 1 2 Τριαντάφυλος Α. Γεροζήσης, Το Σώμα των αξιωματικών και η θέση του στη σύγχρονη Ελληνική κοινωνία (1821—1975), εκδ. Δωδώνη, ISBN 960-248-794-1
- ↑ [Απόστολος Ε. Βακαλόπουλος, Νέα Ελληνική Ιστορία 1204—1985, Βάνιας Θεσσαλονίκη 1979, σελ.254]
- ↑ Ευαγγελίδης Ε. Τρύφων , Ιστορία του Όθωνος, 1832—1862, Αθήνα 1894, σελ.531-532
- ↑ Μαρκεζίνης Β. Σπ., Πολιτική Ιστορία της Νεωτέρας Ελλάδος, τομ Ά, 1828—1862, Πάπυρος Αθήνα 1966, σελ.238
- ↑ 1 2 3 4 5 Douglas Dakin,The Unification of Greece 1770—1923 , ISBN 960-250-150-2
- ↑ Μαρκεζίνης Β. Σπ., Πολιτική Ιστορία της Νεωτέρας Ελλάδος, τομΆ, 1828—1862,Πάπυρος Αθήνα 1966, σελ.239
- ↑ [books.google.com/books?id=6pbaAAAAMAAJ The Dilessi murders]. — Prion. — ISBN 9781853752803., first modern monography on the subject by Romilly James Heald Jenkins
Отрывок, характеризующий Суцос, Скарлатос
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
