Тингианы

Тингианы

Самоназвание	итнег
Численность и ареал
Всего: 70 тысяч человек Филиппины, остров Лусон
Язык	тингиан
Религия	традиционные верования, христианство
Родственные народы	илоки

Тингианы (альтернативное название — итнег) — филиппинский горный народ на северо-западе острова Лусон (Филиппины). Численность народа составляет примерно 70 тысяч человек. Говорят на языке тингиан (итнег) западноавстронезийской группы австронезийской семьи. Существуют диалекты: северный, восточный и южный. Близки к илокам, существует гипотеза, что тингиан — часть илоков, избежавших христианизации на начальных этапах колонизации Филиппин. Распространены также языки илоканский, бонток, калинга, апайо. В основном тингиан придерживаются традиционных верований и культов, есть христиане (католики, протестанты). (Почагина О. В. 1999: 530).

Традиционные хозяйственные занятия

Сельское хозяйство

Главная продовольственная культура тингианов — суходольный рис. Удобный участок выжигают и очищают перед началом дождливого периода. Когда начинаются дожди, производят посев. Мужчины заострённой палкой делают ямки, в которые женщины бросают несколько зёрен. Иногда рисовые зёрна разбрасывают пригоршнями через ветку дерева (для равномерного рассеивания). При подсечной системе обработки поля быстро истощаются и после двух посевов риса их занимают под сахарный тростник или хлопчатник, но часто бросают совсем, и они зарастают. Второй способ возделывания риса — заливной. Поля располагают на террасах горных склонов или же в речных долинах. Кроме риса, на таких полях возделывают сахарный тростник, кукурузу, тыквы, дыни, имбирь, хлопок, табак, бетель. Из фруктовых деревьев наиболее широко распространены бананы, апельсины, манго.

Животноводство и птицеводство

Тингианы держат буйволов, которых запрягают в плуг, а также свиней, собак, реже лошадей, коров, коз, домашнюю птицу.

Ремёсла

Ремёсла — ткацкое, гончарное, плетение, кузнечное, оружейное. Ремесло не получило большого развития. До начала XX века для кузнечных поделок добывали жёлтую руду. Широко распространено прядение и ткачество, изготовление веревок, сетей. (Маретин Ю. В. 1966: 498).

Традиции

Традиционное жилище

Дома тингианы строят на сваях по типу илокских. Наиболее распространён однокамерный дом с открытой верандой. Реже встречаются дома из двух-трёх помещений. В последнем случае между комнатами имеются веранды без стен, под общей двухскатной крышей, крытой травой. Амбары строят отдельно, тоже на сваях, они имеют такие же травяные крыши.

Грузы перевозятся на санях-волокушах. В дождливый период используют сани с широкими полозьями, а в сухой — с узкими. Груз кладут на настил или в корзину, приделанную к полозьям.

Традиционная одежда

Обычный костюм мужчины состоит из узкой набедренной повязки. На голове носят плоскую широкую шляпу или платок, а на шее, на руках и ногах — украшения. У пояса обязательно висит нож. Иногда мужчины надевают рубашки, реже — штаны.

Женщины носят саронг из грубой хлопчатобумажной ткани местного производства, предпочтительно белого цвета. Иногда надевают кофты с короткими рукавами. Голову покрывают широкой плоской шляпой или платком. Носят много украшений на шее, на руках, на голове. И мужчины, и женщины обычно ходят босиком.

Традиционная пища

Основу питания составляет рис. Овощи и фрукты служат существенным дополнением к рису. Мясо едят редко. Сахарный тростник тоже идет в пищу и для приготовления спиртного напитка.

Традиционные танцы

Танцы тингиан, как и других горных народов, чаще всего изображают трудовые процессы. Весьма характерен танец, показывающий обрушивание риса. Женщины с большими шестами в руках движутся вокруг большой ступы, поднимая и опуская руки в такт музыке. (Маретин Ю. В. 1966: 498).

Социальная организация

У тингиан существенная имущественная дифференциация. Тингианы живут в деревнях, управляемых старейшинами (лэкэй), которые избираются мужчинами старшего возраста. Избирают, как правило, богатого человека среднего возраста, хорошо знающего обычаи своего народа. Право пожизненного управления деревней старейшины стали превращать в наследственное, передавая свои обязанности сыновьям. До начала XX века практиковалась «охота за головами» (Почагина О. В. 1999: 530).

В настоящее время у тингиан идет процесс феодализации. Старейшина, который должен покровительствовать бедным и оказывать им помощь, давая взаймы продовольствие, требуют в качестве процента половину взятого. Во время осадки риса и уборки урожая должники работают на полях кредиторов. Бесплатная рабочая сила дает возможность увеличивать посев риса, а высокий ростовщический процент умножает богатство старейшин; они становятся эксплуататорами чужого труда. (Маретин Ю. В. 1966: 498).

Брак и семья

Видимо, каждое тингианское поселение ранее состояло из одной близкородственной группы. Даже в настоящее время большинство семей в них связано между собой родством, иногда охватывающим до шести поколений.

Счет родства билатеральный. Брак неолокальный. Семья моногамная, нуклеарная.

В брачных запретах учитывается кровное родство и родство по прежнему браку. Запрещается кузенный брак, женитьба на сводных сестрах, на сестрах жены и на её матери.

Предварительный сговор часто происходит, когда дети ещё совсем маленькие, а окончательное соглашение заключается позднее, по достижении 6-7 лет. Родители жениха, получив положительный ответ от родителей невесты, договариваются о размере платы за неё. Жена у тингиан бывает одна, но мужчина может иметь наложниц, живущих в отдельных домах. Дети наложниц принадлежат отцу. (Маретин Ю. В. 1966: 499).

Верования

Тингианы верят в духов (природы, предков, приносят им в жертву животных (свиней, кур), используют в общении с ними религиозные формулы (диам). Шаманы в основном женщины. Распространены аграрные культы, магия. Обряды, как общественные, так и семейные, играют большую роль в жизни тингиан. (Почагина О. В. 1999: 531).

Похороны

Интересны их похоронные обряды. Тело умершего кладут на специальный бамбуковый помост в конце дома. Умершего одевают в лучшие одежды и украшения. Все это душа должна взять с собой к предкам. На третий день происходят похороны. Один из собравшихся отбивает многократно удары специальной палочкой, после чего это же повторяют все остальные; последней берет палочку жена умершего. Захоронение производят под домом или во дворе. Если умер мужчина, то жена его на следующее утро идет к реке и опускает свою головную повязку в воду. Вода должна смыть с неё печаль. (Маретин Ю. В. 1966: 499).

Культура

Богат и самобытен фольклор: мифы, предания, сказки, обрядовые танцы, песни, декоративно-прикладное искусство (Почагина О. В. 1999: 531).

Литература

• Почагина О. В. Тингианы // Народы и религии мира / Глав. ред. В. А. Тишков. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1999. С. 530—531.
• Народы Филиппин // [philippine.ru/article_peoples_southeast_asia.html Народы Юго-Восточной Азии] / Под ред. А. А. Губера, Ю. В. Маретина, Д. Д. Тумаркина, Н. Н. Чебоксарова. — М.: Наука, 1966. — С. 641—692. — (Народы мира, этнографические очерки).

Ссылки

• [www.etnolog.ru/people.php?id=TING Тингиан]

Отрывок, характеризующий Тингианы

Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.