Транскей

Республика Транскей
iRiphabliki yeTranskei

Флаг Герб
Гимн: «Nkosi Sikelel' iAfrika»
Основано	26 октября 1976
Официальный язык	Коса
Столица	Умтата
Форма правления	Парламентская республика/Бантустан
Президент	Кайзер Матанзима Банту Холомиса
Территория • Всего	45.000 км²
Население • Оценка () • Плотность	2.400.000 чел. 53,3 чел./км²
Валюта	Южноафриканский рэнд

Транске́й («по ту сторону Кея») — первый из бывших автономных регионов банту у восточного побережья Южно-Африканской Республики. Его площадь составляла 43.800 км², а население около 3,2 миллиона человек. В эпоху политики апартеида Транскей имел автономное управление в качестве бантустана со столицей в Умтате. В 1989 году из 6,2 миллионов представителей народа коса в Транскее жили 2,9 миллионов. Единственным портом Транскея был город Порт-Сент-Джонс.

История

В XVIII веке здесь поселилось пришедшее с севера племя нгуни, являвшееся отраслью народа коса. Буры именовали нгуни и коса - «кафрами». В 1823 году сюда устремились беглые зулусские рабы. За ними закрепилось имя «финго» (что на языке коса означает: «раб»). Кафры долгое время считали финго низшей расой и не разрешали им жениться на своих дочерях...

В XIX веке, после Наполеоновских войн и англо-голландских колониальных «рокировок», в сопредельной Капской колонии утвердилась Великобритания. В 1847 г. британцы аннексировали Кафрарию к западу от реки Кей. В период 1879-1894 гг. они прибрали к рукам и территорию Транскея (Восточный Грикваленд, Пондоленд и Тембуленд). Этими землями Великобритания управляла посредством назначаемых глав парламентской системы. В 1931 году данная система была преобразована в Общий совет, под председательством белых чиновников. В 1951 году, после объединения различных этнических групп, он был расширен за счёт разных региональных советов. С 1963 года Транскей имел внутреннее самоуправление и 26 октября 1976 года он стал первым бантустаном, которому ЮАР предоставила полную независимость. Все чернокожие уроженцы Транскея и их потомки стали гражданами новой державы, утратив гражданство Южно-Африканской Республики.

Однако, независимость Транскея не нашла международного признания. Организация африканского единства выступила с призывом не признавать Транскей, ибо «это означало бы признание апартеида». ООН согласилась с ОАЕ, поддержав данную политическую установку.

Даже Израиль, несмотря на плотные связи с Преторией, признал независимость Транскея лишь de facto. В израильских телефонных справочниках Транскей фигурировал как независимая держава. Израильский бизнесмен Яков Меридор (близкий друг тогдашнего премьера Менахема Бегина) открыл в Транскее представительство своей компьютерной компании «Дегем». А израильский профессор Джозеф Бен-Дак стал государственным советником Транскея.

Уже 10 апреля 1978 года Транскей оборвал все дипломатические отношения с «опальной» ЮАР - но даже этот шаг не прибавил ему международного престижа. В 1987 году в Транскее произошёл военный путч, в результате которого был свергнут глава государства и племянник Нельсона Манделы - Кайзер Матанзима. Вместо него к власти пришёл Банту Холомиса, являющийся сегодня^{[уточнить]} южноафриканским депутатом.

После ликвидации политической системы апартеида и первых общенациональных южноафриканских парламентских выборов 27 апреля 1994 года, - Транскей был упразднён и расчленён, став частью Южно-Африканской Республики. Административно он был включён в Восточную Капскую провинцию. Бывшие граждане Транскея вновь сделались гражданами ЮАР.

Отрывок, характеризующий Транскей

– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.