Трилистник (символ)

Трили́стник (клевер- англ. clover) (ирл. Seamróg, англ. Shamrock) — символ Ирландии и зарегистрированная торговая марка Республики Ирландия, представляет собой графическое изображение трехпластинчатого листа белого клевера, обычно вида Trifolium repens (клевер ползучий, клевер белый, ирл. seamair bhán), но в последнее время чаще вида Trifolium dubium (клевер сомнительный, ирл. seamair bhuí).

Ирландское слово seamróg, означающее трилистник, является уменьшительной формой слова seamair (клевер). А английское слово shamrock является наиболее фонетически близкой передачей ирландского эквивалента.

Белый клевер с давних времен был известен благодаря своим лекарственным свойствам, а в викторианскую эпоху стал весьма популярным мотивом в орнаментах. Также трилистник является известным символом празднования Дня святого Патрика.

Помимо клевера иногда трилистником называют съедобную кислицу, которую последнее время часто изображают на ирландской геральдике, путая с клевером. Некоторые её виды иногда также обманчиво подают как «четырехлистный клевер».

Символ Ирландии

Трилистник неформально используется в качестве эмблемы многих ирландских спортивных команд, государственных организаций, войсковых соединений, университетов и прочих организаций, например: Ирландского регбийного союза, футбольного клуба «Клифтонвилл», футбольного клуба «Шемрок Роверс», авиакомпании Aer Lingus, Дублинского университетского колледжа и многих других. Однако следует отметить, что в соответствии с конституцией Ирландии, трилистник, наряду с гельской или кельтской арфой, является государственным символом Ирландии, изображаемым на почтовых марках, государственных и военных знаках отличия, печатях и других регалиях. В реестре Всемирной организации интеллектуальной собственности трилистник является зарегистрированным символом Ирландии. В соответствии с так называемой «поздней традицией» (первая запись датируется 1726 годом) растение белого клевера использовалось святым Патриком для иллюстрации догмата Святой Троицы. Посмертный характер этой легенды (возникшей спустя 1200 лет после смерти святого Патрика), а также отсутствие соответствующих подтверждений в записях самого святого, вызывают определенные вопросы аутентичности.

Трилистник изображается на печати в паспортах британской заморской территории Монтсеррат, многие жители которой имеют ирландское происхождение. Наконец, изображение трилистника, а также его английское или ирландское название часто используются ирландскими пабами по всему миру.

На флагах

На флаге канадского города Монреаля трилистник размещен в правой нижней части. Он символизирует этнических ирландцев, — одну из четырёх главных групп, составлявших население города в XIX веке, когда флаг был официально принят.

Трилистник также присутствовал на флаге полиции Северной Ирландии.

На флаге «Erin Go Bragh» изображена средневековая кельтская арфа, окруженная трилистниками. Этот флаг, символичный для ирландского национализма, часто присутствует на парадах во время празднования дня святого Патрика.

Четырёхлистный клевер

Четырехлистный клевер часто путают с трехлистником по придаваемому им символизму. Четырёхлистный клевер является символом удачи, в то время как трехлистный клевер является символом Ирландии и ирландцев вообще и ирландского христианства в частности.

Литература

• Nelson, E. Charles; Loughin, Bernard, Shamrock: Botany and History of an Irish Myth: A Biography of the Shamrock in History, Literature, Music and Art. Boethius Press. ISBN 0-86314-199-4. Подробная история трилистника, включающая дискуссию вокруг идентичности этого символа.

Интересные факты

• Солдаты Королевского Ирландского полка Британской армии надевают украшение в виде трилистника в качестве своей эмблемы на день Святого Патрика, причем эти украшения всегда сопровождают полк в любую точку несения службы по всему миру. Королева Виктория постановила сто лет назад, что солдаты из Ирландии должны носить подобные украшения как знак признания заслуг ирландских солдат, отличившихся во время Англо-бурской войны. Эта традиция продолжается и по сей день солдатами как Ирландской Республики, так и Северной Ирландии, несмотря на разделение в 1921 году.
• Во время российской гражданской войны британский офицер полковник Филипп Джеймс Вудз из Белфаста, сформировал Карельский полк, эмблемой которого стал трилистник на оранжевом поле.

См. также

• Четырехлистный клевер

В словаре Даля

• [dal.sci-lib.com/word040145.html Ссылка]

Ссылки

• [www.from-ireland.net/history/nathist/shamrock.htm#realshamrock «The Shamrock : A Further attempt to fix its species», — работа Натаниеля Колгана, опубликованная в журнале «Irish Naturalist» в 1893 году] на сайте From Ireland.
• [news.bbc.co.uk/1/hi/uk/3519116.stm «The truth behind the shamrock»] на сайте BBC News, 17 марта 2004 года.
• [landscaping.about.com/cs/lawns/a/clover_lawns.htm «Landscaping: Shamrocks and 4-Leaf Clovers»] на сайте About.com.
• [www.decodeunicode.org/en/u+2618 www.decodeunicode.org/en/u+2618] Символ Юникода для трилистника
• [celticstyle.ru/irlandskij-trilistnik/ Ирландский трилистник] Статья Эллы Михайленко на сайте «Кельтский стиль».

Отрывок, характеризующий Трилистник (символ)

– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.