Угрюм-река (роман)

Угрюм-река
Жанр:	Роман
Автор:	Шишков, Вячеслав Яковлевич
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1913—1932
Дата первой публикации:	1928

«Угрю́м-река́» — семейная сага Вячеслава Яковлевича Шишкова, фоном для которой служит золотая лихорадка в Сибири.

История создания

В 1891 году В. Я. Шишков окончил Вышневолоцкое техническое училище. После практики, в 1894 году он поступил на работу в Томский округ водных путей сообщения, где в то время работал Николай Ефимович Матонин — потомок енисейского купеческого рода, много рассказавший Шишкову о жизни золотопромышленников енисейской тайги.

С 1900 по 1920 год Шишков совершает экспедиции по Иртышу, Оби, Бии, Катуни, Енисею, Чулыму, Нижней Тунгуске, Лене и Ангаре.

В 1928 году печатается первая часть романа «Угрюм-река», а в 1933 году выходит в свет полное издание «Угрюм-реки».

Сюжет

Действие романа разворачивается в конце XIX — начале XX века вокруг семьи Громовых. Дед главного героя Данила Громов занимался разбоем и на этом разбогател. Умирая, он передал деньги своему сыну, открыв их происхождение. Его сын, Пётр Громов, вложил средства в предпринимательство и воспитал в своём сыне Прохоре, главном герое романа, достойного наследника. Прохор Громов оказался человеком целеустремлённым, с сильным характером, что привело его к вершине богатства и власти в сибирском крае. Однако зло, содеянное дедом Данилой, казалось, преследует всю семью во всех поколениях. Несчастья в семье Громовых случаются одно за другим. Прохор, первоначально человек честный и нравственный, вязнет в болоте зла.

Угрюм-река

Угрюм-река — вымышленное название. Могло быть заимствовано автором из сибирской песни.

В 1911 году Шишков участвовал в экспедиции по Нижней Тунгуске. В романе под названием Угрюм-река описана эта река. Автор немного изменил названия населённых пунктов на Нижней Тунгуске: Подволочная — Подволошино, Почуйское — Чечуйск, Ербохомохля — Ербогачён.

Река Большой Поток — Лена. Однако по крайней мере, все прототипы героев романа жили по Енисею. Северный город Крайск — по месту нахождения Туруханск.

Правда, все упомянутые места должны быть отнесены только к описанию путешествия Прохора с Ибрагимом по Угрюм-реке. Когда Прохор заводит там своё дело, то многие из описанных мест и событий могут быть отнесены скорее полностью к бассейну реки Лена с притоками. И местонахождение Угрюм-реки в наши дни продолжает вызывать споры у исследователей романа и сомнения у читателей.

Прототипы главных героев и сюжетных линий

Прототипами членов семьи Громовых были Косьма Куприянович, Аверьян Косьмич и Николай Ефимович Матонины. Прототипом Нины Куприяновой была Вера Арсеньевна Баландина — внучка Михаила Косьмича Матонина.

Братья Матонины, Лаврентий и Аверьян, приехали в Красноярский острог из Тобольска в конце XVII века. Прибыли они вместе с Ильёй Суриковым — предком художника Василия Сурикова. Братья Матонины участвовали в Красноярской шатости и уехали (или сбежали) из Красноярска на реку Бузим, где поставили избы и женились на дочерях местного аринского князька. Эти дочери аринского князя могли стать прототипом Синильги. Так было основано село Матона, которое позднее стали называть Кекур (Нахвальской волости, в настоящее время в Сухобузимском районе Красноярского края).

У Леонтия родились сыновья Анисим (в 1688) и Яков (в 1690). У Аверьяна Матонина родились Григорий (1693—1773) и Осип (в 1705). Пётр Григорьевич Матонин крестьянствовал в Кекуре и грабил купцов, проезжающих через село по дороге Енисейск — Красноярск. Перед смертью Пётр Григорьевич сообщил своему внуку Косьме (Кузьме) место, где был зарыт клад с награбленным. По поверьям, клад должен был отлежаться, чтобы очиститься от проклятий. Таким же образом формировались капиталы купцов Кандинских, Непомнющих и других.

Косьма Куприянович Матонин родился в 1809 году. 20 января 1824 года, в возрасте 15 лет, Косьма Матонин записывается в третью купеческую гильдию Красноярска и семья уезжает из села Кекур. Косьма Куприянович владел домами в Красноярске и Минусинске. Дети Косьмы: Михаил (1824—1897), Аверьян (1829 или 1832—1883), Ефим (род. в 1835), Тимофей (род. в 1845). Косьма приобрёл два золотых прииска в енисейской тайге и один — на паях с Фёдотом Баландиным и Демьяном Васильевичем Матониным. Прииск получил название Косьмодемьянский.

В 1869 году в первую купеческую гильдию Красноярска записались Косьма Куприянович и его дети: Михаил, Аверьян, Ефим и Тимофей. Всего в 1869 году в Енисейской губернии было 30 купцов первой гильдии, из них 11 носили фамилию Матонины.

После смерти Косьмы главой семейства стал Аверьян. Михаил уехал в Новосёлово Минусинского уезда. После смерти жены Михаил Косьмич переехал в Енисейск. Ефим Косьмич поселился в селе Стрелка в устье Ангары вблизи золотых приисков.

Аверьяну было известно о происхождении семейных капиталов, и уже через неделю после похорон отца он пожертвовал средства Минусинскому уездному правлению на строительство школы и церкви. В 1863 году в Красноярске начинает работать телеграфная станция, расходы по открытию которой оплатил Аверьян Космич. На его же деньги в Кекуре был построен придел Ильинской церкви, позолочены купола и оклады икон, куплены колокола, также содержалась богадельня в селе. Аверьян Матонин выделил 100 тысяч рублей на строительство гимназии в Енисейске. Информация о благотворительной деятельности золотопромышленника не вошла в роман.

В 1870 году дочь Михаила Косьмича Матонина Александра вышла замуж за купца Арсения Ивановича Емельянова (их дочерью была В. А. Баландина). На свадьбе Аверьян Косьмич подарил племяннице-невесте кулон с бриллиантами. Присутствовавший при этом сын Федота Баландина узнал кулон своей матери, убитой по дороге из Енисейска в Красноярск. Гостям сказали, что Баландин пьян. Однако, после свадьбы Аверьян Косьмич поехал в Кекур и пожертвовал деньги на строительство придела Ильинской церкви. Вероятно, из-за этого случая имена Матониных практически не упоминаются в краеведческой литературе.

Это происшествие стало народной легендой, существующей в различных вариантах, но во всех версиях остаётся узнавание кулона (браслета, броши, серёжек и т. д.) убиенной матери.

В 1871 году на прииске братьев Матониных на реке Удере приказчик потребовал от рабочих выйти на работу в праздничный Петров день. В ответ на это требование 40 из 150 работников ушли в тайгу вместе с оборудованием для промывки золота. Шишков за 20 лет путешествий по Сибири встречался с родственниками Матониных, посещал принадлежащие им прииски, разговаривал с рабочими, которые в 1871 году ушли с прииска. В романе Шишков описал забастовку, более похожую на Ленские события 1912 года.

В 1879 году Аверьян Косьмич и его братья были записаны в Минусинском купечестве. Аверьян Космич был женат на Ольге Диомидовне. Их сын Иван умер в 4-летнем возрасте. Других детей не было.

1 декабря 1883 года в селе Кекур губернатор И. К. Педашенко открыл первое в Енисейской губернии сельское ремесленное училище имени А. К. Матонина. Официально училище было двухлетним, но реально здесь давалось пятилетнее образование. В 1944 году училище было преобразовано в начальную школу.

Аверьян Косьмич умер перед открытием ремесленного училища. Похоронен в семейном склепе в селе Кекур. В 1913 году склеп Аверьяна Косьмича разграбили. В 1914 году Матонины обанкротились. В 1931 году плиту с могилы Аверьяна Матонина использовали для строительства свинарника.

Экранизация

В 1968 году Свердловская киностудия сняла художественный фильм «Угрюм-река».

Литература

• Мешалкин П. Н. Меценатство и благотворительность сибирских енисейских купцов. — Красноярск: кн. изд-во, 1995.
• Аференко В. А. Загадки рода Матониных и книги В. Я. Шишкова «Угрюм-река». — Железногорск: Полиграфист, 1999.
• А. М. Буровский. Сибирская жуть-3. — М.: ОЛМА-Пресс, 2001. — ISBN 5-224-01979-6

Ссылки

• [www.lib.ru/HIST/SHISHKOW/shishkov_reka.txt_Contents «Угрюм-река» в библиотеке Максима Мошкова]

Отрывок, характеризующий Угрюм-река (роман)

«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.