Феодор Студит

Не следует путать с Фёдор Студит.

Феодор Студит
Мозаика XI века, монастырь Неа Мони, Хиос
Рождение	759(0759)
Смерть	826(0826)
День памяти	26 января (8 февраля), 11 (24) ноября

Фео́дор Студи́т (греч. Θεόδωρος ο Στουδίτης; 759—826) — византийский монах, аскет, церковный деятель и писатель. Канонизирован в лике преподобных. Дни памяти: 26 января (8 февраля) и 11 (24) ноября.

Биография

Сын чиновника, родственник св. Романа Сладкопевца, Феодор получил хорошее образование под руководством матери; под влиянием дяди Платона, игумена мон. Саккудион, 22 лет от роду постригся в этом монастыре; молодая жена его Анна также приняла монашество.

Ещё при жизни Платона Феодор стал игуменом и стал известен как аскет и проповедник. В 798 г. он переселился со своими учениками в Студийский монастырь, сделавшийся под его руководством светочем тогдашнего монашества; Студиты приобрели громадный вес в церковной жизни, с ними считались патриарх и император. Феодор дал Студию строгий устав, требовавший полного общежития и личного труда братии.

Считая долгом пастыря и монаха идти против всякого беззакония в церковных делах, он выступил против незаконного с канонической точки зрения развода и нового брака императора Константина VI, хотя этот брак был одобрен патриархом и возводил на престол родственницу Феодора. Он был подвергнут истязаниям и изгнан, но скоро по смерти Константина вернулся в свою обитель (797). Когда возник вопрос о прощении отрешенного от сана священника, повенчавшего Константина, Феодор восстал против этого, опять вопреки императору и патриарху, и был изгнан на один из Принцевых островов, где пробыл два года (809—811).

По смерти императора Никифора I, Феодор опять торжественно вернулся в свой монастырь. Не прошло и трёх лет, как ему пришлось вступить в новую борьбу: возобновилось иконоборчество. Когда император Лев V Армянин созывал собор против почитания икон, Феодор сказал ему: «не нарушай мира Церкви; Бог поставил в церкви иных апостолами, других пастырями и учителями, но не упомянул о царях; оставь церковь пастырям и учителям. Если бы сам ангел сошёл с неба и стал извещать истребление веры нашей, то не послушаем и его». Феодор видел в иконоборстве нарушение свободы церкви, а с догматической стороны усматривал в отрицании видимых изображений Христа умаление полноты Его человеческой природы, против воли Его, пославшего Авгарю Свой нерукотворный образ. Феодор не был догматиком оригинальным и глубоким, как его предшественник по защите икон, Иоанн Дамаскин; но он был первым борцом современного ему православия.

За устроенный им крестный ход с иконами Феодор был заключён и сослан; биография, составленная двумя поколениями позже, много говорит о его мучениях и скитаниях. В темнице Феодор продолжал борьбу, апеллируя к патриархам, прежде всего к папе, которому «Христос вручил ключи веры». Новый император прекратил преследования. Феодор встречен был народом как мученик и чудотворец; но монастыря ему император не вернул. В скитаниях он скончался в 826 г., окруженный учениками. Через 2 года он был канонизован, и на соборе 842 г., когда восторжествовали студиты, его имя было прославлено в числе первых.

Среди современников Феодор пользовался громадным влиянием; завещание его ежегодно читалось во время службы в Студийском монастыре. Для потомства Феодор является одним из главных учителей аскетизма и апологетом иконопочитания. Главное теоретическое сочинение Феодора — три книги «Опровержений» (Antirrhetica), из коих первые две написаны в форме диалога между православным и еретиком, третья же излагает учение о видимом образе Христа в форме опровержения, по пунктам, доводов, представленных иконоборцами. Устав, данный Фёдором Студийскому монастырю, не был, по-видимому, записан им самим и в первоначальном своём виде до нас не дошёл. Скоро после смерти Феодора, кем-то из братии было составлено «Изображение установления (то есть порядков) обители Студийской».

К началу XI в. существовал уже полный устав, подробно регулировавший жизнь монахов, с определением епитимий за различные проступки. Этот устав получил громадное распространение; например в монастырях Южной Италии, некогда греческих, сохранилось до 9 различных редакций, носящих имя Студийского устава. Для Востока, особенно для Руси, Студийский устав, в редакции Алексия Студита (патриарха Константинопольского) (XI в.), имел такое же значение, как для Запада устав св. Бенедикта.

Он был занесён на Русь в 1065 г. киево-печерским игуменом, пр. Феодосием; «от того же монастыря приняли», по словам летописи, «все монастыри устав». Период наиболее плодотворной, колонизационной и просветительной деятельности русских монастырей совпадает со временем господства Студийского устава.

Главным памятником литературной деятельности Феодора, где всего яснее сказались его взгляды на жизнь, являются проповеди. Они были собраны в двух «Катехизисах» — Большом и Малом. Систематичнее Большой, но он был мало известен и пока издан лишь отчасти; Малый же Катехизис, состоящий из 134 поучений к братии, пользовался большой известностью. Источниками для автора являются Св. Писание и жизненный опыт; главной темой служат идеалы аскетической добродетели, деятельной, не созерцательной; но фон для каждой почти проповеди новый. Ф. отзывался на все главные вопросы текущей политической и общественной жизни.

Малый Катехизис был одной из любимых книг средневекового греческого и, по-видимому, славянского общества. Из отдельных слов особенно выдаются надгробные речи в память матери и игумена Платона. Не менее ценной является обширная переписка Феодора; издано пока около 550 писем. Многие из них весьма важны для истории церковно-политических вопросов VIII—IX в. Переписка Ф. вскрывает пламенную любовь его к свободе церкви и ревность к поддержанию церковного единства Востока и Запада.

Феодор является врагом византийского цезарепапизма и защитником первенства римской церкви, как главного оплота против иконоборцев. Из поэтических произведений Феодора изданы лишь каноны «На воздвижение св. Креста» и «На поклонение св. иконам», употребительные доселе в богослужении, а также 18 гимнов в честь различных отцов и святителей церкви. Всего более известны эпиграммы Феодора — краткие стихотворения ямбического размера (всего 123) на различные темы из монастырского обихода.

Сочинения

Сочинения Феодора, вместе с двумя его греческими биографиями, изданы в Греческой Патрологии Миня, т. 99. К этому изданию появились существенные дополнения. Cozza-Luzi издал впервые 277 писем в «Nova Bibliotheca Patrum» (т. VIII, Рим, 1871); в IX т. того же издания (1888) впервые появились греческий текст Малого Катехизиса и отчасти Большого. Лучшее издание Малого Катехизиса принадлежит Anoray (Пар., 1891). Эпиграммы и три редакции устава изданы в Патрологии, а гимны у Pitra, «Analecta sacra» (Пар., 1876). На русском языке появились «Творения преп. Ф. Студита» (изд. спб. дух. академии, СПб., 1867-69). Отдельно вышли «Огласительные поучения» (Москва, 1853); много выдержек в «Воскресном Чтении» (Киев, 1842, 45, 47 слл.).

Литература

Древнейший славянский текст жития Феодора Студита находится в Выголексинском сборнике XII века.

• О жизни и трудах Феодора на русском языке трактует Филарет Черниговский («Историческое учение об отцах церкви», т. III, СПб., 1859, стр. 282—291). Ср. ещё Krumbacher-Ehrhard, «Geschichte d. byzantinischen Litteratur» (Мюнхен, 1897, стр. 147—151 и 712—714). Новая специальная работа: G. A. Schneider, «Der hl. Theodor von Studien» (Мюнстер, 1900).
• Исследование о Студийском уставе и издание афонских текстов «Изображения» принадлежит А. А. Дмитриевскому («Описание литургических рукописей Востока», I, Киев, 1895, стр. CVI-CXLVI и 224 слл.). Ср. архиеп. Сергий, «Полный месяцеслов Востока» (изд. 2, т. I, Владимир, 1901, стр. 150—161).
• Соколов И. И. Преподобный Феодор Студит, его церковно-общественная и богословско-литературная деятельность // Соколов И. И. Лекции по истории Греко-Восточной Церкви: В 2 т. – СПб., 2005. – Т. 2. – С. 209-321.
• [www.odinblago.ru/studit_1/ Творения святого отца нашего преподоного Феодора Студита переведенные с греческого языка при Санктпетербуржской Духовной Академии. Письма к разным лицам. Часть 1.] [www.odinblago.ru/studit_2/ Часть 2.] - СПб., 1867
• Творения святаго отца нашего Феодора Студита: письма к разным лицам. - СПб., 1887.
• Феодор Студит, прп. Послания: В 2 кн. – М., 2003.
• Феодор Студит, прп. Монастырский устав. Великое Оглашение: Часть 1. – М., 2001.
• Феодор Студит, прп. Великое Оглашение: Часть 2. – М., 2001.
• Феодор Студит, прп. Великое Оглашение: Часть 3. – М., 2002.
• Teodoro lo Studita, Antirrheticus Adversus Iconomachos. Confutazioni contro gli avversari delle sante icone, a cura di Antonio Calisi, Chàrisma Edizioni, Bari 2013, pp. 106. ISBN 978-88-908559-0-0

Ссылки

• [www.amazon.com/dp/B009SJ3I3U Подвижнические монахам наставления] (укр.)

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Феодор Студит

Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.