Филд, Уинстон

Уинстон Филд англ. Winston Field<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Южной Родезии
1962—1964
Предшественник:	Эдгар Уайтхед
Преемник:	Ян Смит
Рождение:	6 июня 1904(1904-06-06) Бромсгроув
Смерть:	17 марта 1969(1969-03-17) (64 года) Солсбери
Партия:	Доминионная партия Родезийский фронт

Уинстон Джозеф Филд (англ. Winston Joseph Field; 6 июня 1904, Бромсгроув — 17 марта 1969, Солсбери) — южнородезийский предприниматель и политик, первый председатель партии Родезийский фронт. Премьер-министр Южной Родезии в 1962—1964. Занимал умеренные позиции, отстранён от власти радикальными родезийскими националистами во главе с Яном Смитом.

Табачный бизнес

Родился в Англии. В 17-летнем возрасте переехал в Южную Родезию. Занимался табачным агробизнесом в районе нынешней Марондеры. В 1938—1940 был президентом Родезийской табачной ассоциации. Участвовал во Второй мировой войне на стороне Антигитлеровской коалиции.

Председательство в партии

На выборах 1957 Уинстон Филд был избран в Законодательной собрание Южной Родезии от Доминионной партии. В 1962 родезийские националисты во главе с Яном Смитом и Дугласом Лилфордом создали партию Родезийский фронт (RF). На роль номинального председателя был определён Уинстон Филд. Респектабельный фермер, богатый бизнесмен, убеждённый антикоммунист, авторитетный в белой общине, выступающий за максимальное самоуправление, но лояльный британской короне, был оптимальной фигурой на том этапе родезийской суверенизации.

Реальное управление партией контролировали Смит и Лилфорд. Партийная идеология была правее и радикальнее взглядов Филда. Впоследствии Барбара Филд, жена Уинстона Филда, констатировала, что ему недоставало политического опыта для понимания ситуации.

Во главе правительства

На выборах 1962 Родезийский фронт одержал победу. Уинстон Филд занял пост премьер-министра Южной Родезии. На период его премьерства пришёлся роспуск Федерации Родезии и Ньясаленда, ставший важным шагом на пути к родезийской независимости. В 1963 была учреждена родезийская спецслужба — Центральная разведывательная организация (CIO) во главе с Кеном Флауэром.

В то же время Филд не был готов к неизбежному при провозглашении независимости конфликту с Великобританией. Его переговоры в Лондоне не приводили к результатам. Родезийские националисты считали, что британское правительство сознательно ведёт дело к деколонизации через приход к власти представителей «чёрного большинства» — африканских леворадикалов.

Родезийским фронтом руководил табачный плантатор Уинстон Филд. Он тоже склонялся к независимости. Но не мог помыслить о мятеже против британской короны… Филда с джентльменской жёсткостью отодвинули двое соратников. Одного звали Дуглас Лилфорд, но гораздо чаще его называли просто Босс (этот титул превратился в часть имени). Другого — Ян Смит.

Отстранение от власти

Весной 1964 в RF созрел внутрипартийный заговор радикалов с целью отстранения Филда. 2 апреля 1964 на закрытом собрании руководства RF было принято соответствующее решение. 14 апреля 1964 правительство Южной Родезии возглавил Ян Смит.

Филд обратился за поддержкой к британскому губернатору Южной Родезии Хэмфри Гиббсу, но этот шаг не имел последствий.

После отстранения Уинстон Филд отошёл от политики. Скончался в возрасте 64 лет.

Отрывок, характеризующий Филд, Уинстон

– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.