Хикки, Уильям
| Уильям Хикки | |
| William Hickey | |
 | |
| Имя при рождении: |
Уильям Эдвард Хикки |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1957 — 1997 |
Уильям Хикки (англ. William Hickey; 19 сентября 1927, Нью-Йорк — 29 июня 1997, там же) — американский актёр театра и кино, номинант на премии «Оскар» и «Эмми».
Содержание
Биография
Уильям Хикки родился 19 сентября 1927 года в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, в семье ирландцев Норы и Эдварда Хикки[1]. Кроме Уильяма, в семье росла его старшая сестра — Дороти Финн.
В 1948 году состоялся дебют Хикки на театральной сцене; актёр сыграл в бродвейском спектакле по пьесе Ирвина Шоу «Предайте мёртвых земле»[2]. Девятью годами позже Уильям Хикки впервые появился на телевидении, исполнив роль Билли в телесериале «Ложная цель». В том же году актёр сыграл свою первую роль и в кино: в комедии Ричарда Куина «Операция Бешеный шар» Хикки появился в образе бестолкового рядового Сэмпсона.
Настоящая популярность пришла к актёру в 1985 году, после выхода на экраны фильма Джона Хьюстона «Честь семьи Прицци» с Джеком Николсоном и Кэтлин Тёрнер в главных ролях. Персонаж Хикки — уважаемый и почтительный дон Коррадо Прицци, доживающий последние годы и отходящий от дел. Роль Прицци принесла Уильяму Хикки номинацию на престижную премию «Оскар» в категории «Лучшая мужская роль второго плана»; на церемонии вручения актёр проиграл Дону Амичи[3].
После номинации на «Оскар» карьера Хикки пошла в гору, его стали чаще приглашать в кино. В 1986 году Уильям Хикки исполнил роль итальянского францисканца Умбертино Казальского в историческом детективе «Имя розы», где его партнёрами по съёмочной площадке были Шон Коннери и Кристиан Слэйтер. Через четыре года Хикки был номинирован на главную телепремию США «Эмми» в категории «Лучший приглашённый актёр в драматическом телесериале» за роль пожилого олигарха Карлтона Уэбстера в телесериале «Байки из склепа», но проиграл Патрику Макгуэну[4].
Последними ролями актёра в кино стали роли Рудольфа Шмунтца в комедии Гора Вербински «Мышиная охота» и городского шерифа в ужастике «Стучась в дверь смерти», который вышел в широкий прокат через два года после смерти актёра. Уильям Хикки скончался 29 июня 1997 года в нью-йоркском госпитале Бет-Изрейел от эмфиземы лёгких и бронхита[5]. Похоронен на кладбище Evergreens в Бруклине, Нью-Йорк. Фильм «Мышиная охота» посвящён памяти актёра[6].
Избранная фильмография
- «Шляпа, полная дождя» (1957) — Эпплс
- «Операция Бешеный шар» (1957) — рядовой Сэмпсон
- «Работа для стрелка» (1964) — Йо-Йо
- «Бостонский душитель» (1968) — Юджин Т. О’Рорк
- «Маленький большой человек» (1970) — историк
- «С днём рождения, Ванда Джун» (1971) — Лузлиф Харпер
- «Между временем и Тимбукту» (1972) — Стони Стивенсон
- «92 градуса в тени» (1975) — мистер Скелтон
- «Микки и Никки» (1976) — Сид Файн
- «Страж» (1977) — Перри
- «Наблюдающий незнакомец» (1982) — Макси
- «Честь семьи Прицци» (1985) — дон Коррадо Прицци
- «Стеклянные стены» (1985) — Папа
- «Сумасшедшее лето» (1986) — старик Бекерстед
- «Захватить день» (1986) — Перлс
- «Имя розы» (1986) — Умбертино Казальский
- «Розовый кадиллак» (1989) — мистер Бартон
- «Море любви» (1989) — Фрэнк Келлер-старший
- «Рождественские каникулы» (1989) — дядя Льюис
- «Байки из склепа» (1990) — Карлтон Уэбстер
- «Мои голубые небеса» (1990) — Билли Спэрроу
- «Камень викингов» (1991) — Ларс Ханстрём
- «Кошмар перед Рождеством» (1993) — доктор Финкельштейн; озвучка
- «Джерки Бойс» (1995) — дон «Дядя Фредди» Фредерико
- «Майор Пэйн» (1995) — доктор Филлипс
- «Прощание с Парижем» (1995) — Артур
- «Итальянские любовники» (1996) — монсиньор
- «Мышиная охота» (1997) — Рудольф Шмунтц
- «Стучась в дверь смерти» (1999) — городской шериф
Напишите отзыв о статье "Хикки, Уильям"
Примечания
- ↑ [www.filmreference.com/film/36/William-Hickey.html William Hickey Biography (1928-1997)] (англ.). FilmReference. Проверено 2 января 2012.
- ↑ [movies.yahoo.com/movie contributor/1800011762/bio William Hickey] (англ.). Yahoo. Проверено 2 января 2012.
- ↑ [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/58th-winners.html The 58th Academy Awards (1986) Nominees and Winners] (англ.). The Academy of Motion Picture and Sciences. Проверено 2 января 2012.
- ↑ [www.emmys.com/nominations/1990/Outstanding%20Guest%20Actor%20In%20A%20Drama%20Series Outstanding Guest Actor In A Drama Series 1990] (англ.). Emmys. Проверено 2 января 2012.
- ↑ Лоуренс Ван Гелдер. [www.nytimes.com/1997/07/01/arts/william-hickey-actor-69-dies-played-a-wise-old-don-in-prizzi.html William Hickey, Actor, 69, Dies; Played a Wise Old Don in 'Prizzi'] (англ.). The New York Times (1 июля 1997). Проверено 2 января 2012.
- ↑ [www.fandango.com/mousehunt_v158864/plotsummary Mouse Hunt] (англ.). Fandango. Проверено 2 января 2012.
Ссылки
- Уильям Хикки (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Хикки, Уильям
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
