Николсон, Джек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джек Николсон
Jack Nicholson

Джек Николсон на премьере фильма Пока не сыграл в ящик в Берлине в 2008 году
Имя при рождении:

Джон Джозеф Николсон

Место рождения:

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США

Профессия:

актёр, кинорежиссёр, кинопродюсер, сценарист

Карьера:

1956 — наст. время

Награды:

«Оскар» (1976, 1984, 1998)
«Золотой глобус» (1975, 1976, 1984, 1986, 1998, 1999, 2003)
BAFTA (1975, 1977, 1983)

Джек Ни́колсон (англ. Jack Nicholson, настоящее имя Джон Джо́зеф Ни́колсон, англ. John Joseph Nicholson, род. 22 апреля 1937, Нью-Йорк) — американский актёр, кинорежиссёр, сценарист и продюсер.

Николсон считается одним из величайших актёров в истории кино. Он был номинирован на премию «Оскар» рекордные 12 раз[1]. Он также является одним из двух актёров, выдвигавшихся на «Оскар» за лучшую роль (главную или второго плана) каждое десятилетие, начиная с 1960-х годов (второй — сэр Майкл Кейн)[2]. В 1994 он стал одним из самых молодых актёров, награждённых премией Американского института киноискусства за жизненные достижения[3].

Джек Николсон является обладателем множества наград, в том числе трёх премий «Оскар» и BAFTA, семи «Золотых глобусов», шестикратным лауреатом премии Национального совета кинокритиков США и победителем премии Гильдии киноактёров США. В активе актёра имеется и номинация на главную антипремию в области кинематографа — «Золотую малину»[4].





Рождение и юность

Родился 22 апреля 1937 года в Нью-Йорке, в Католическом медицинском центре святого Винсента (англ.)[5]. В различных источниках содержится противоречивая информация о месте рождения актёра: так, в его официальной биографии местом рождения указан дом на Шестой улице в городе Нептьюн, штат Нью-Джерси, однако более вероятно, что Николсон родился в Нью-Йорке[6]. Также нет точных данных о дате рождения Джека: когда в 1943 году мальчика крестили в церкви Вознесения близ боро Брэдли Бич (англ.), семья сообщила священнику, что родился он в 1938 году[6].

Джек, как и его сверстники, был представителем последнего поколения, которое росло без влияния телевизора[7]. Бабушка Этель купила телевизор одной из первых среди жителей района, однако в это время Джек уже был подростком и его больше интересовал джаз-фьюжн и музыкальные автоматы[7].

Родители и происхождение

Матерью Джека Николсона была танцовщица и певица Джун Фрэнсис Николсон (1918—1963; сценическое имя — Джун Нильсон)[8][9]. Бросив школу в 1934 году для начала профессиональной карьеры, Джун вплотную занялась работой на местной радиостанции, где была ведущей субботнего утреннего шоу «Эдди Кинг и его радиодетки»[10]. Ассистировал ей будущий возлюбленный, музыкант Эдди Кинг, еврей по происхождению (имя при рождении — Эдгар Альфред Киршфельд), незаконно иммигрировавший в США из Латвии в 1925 году[10]. За время, проведённое в чужой стране, Кинг высоко поднялся по карьерной лестнице и поменял несколько профессий: от лидера подпольной музыкальной группы до инструктора по танцам[10]. В начале 1930-х годов Кинг открыл собственную танцевальную студию на Кукман-авеню 702, где и познакомился с Джун Николсон, которая была одной из первых его учениц[10].

...я вырос в семье женщин, поэтому у меня не было репрессий со стороны мужского пола. Они всегда воодушевляли меня и говорили: «Нам все равно, что ты делаешь, просто убедись, что ты не врешь нам и будешь говорить, где находишься». И если они не хотели, чтобы я отправлялся в такое-то место, мне давали об этом знать.
— В интервью кинокритику Дэвиду Томсону, 1997 год[11]

По прошествии двух лет Джун встретила музыканта Дона Роуза (урождённый — Фурчилло), сына парикмахера, который пел в составе большой группы[10]. 16 октября 1936 года они поженились в Элктоне, штат Мэриленд[12]. В начале 1937 года Николсон исчезла из Нептьюна, не сказав никому, куда она отправилась[13]. Ходили слухи, что она уехала к кузине в Нью-Йорк, и они подтвердились, когда одному из друзей Джун пришло письмо, отправленное с нью-йоркского адреса[13]. В апреле Джун Николсон родила мальчика Джона, однако в городском журнале регистрации рождений, смертей и браков, детей с фамилией Николсон, Кинг, Роуз, Киршфилд или Фурчилло зарегистрировано не было[13]. Это объяснялось тем, что при упоминании в журнале была перепутана фамилия «Нильсон» (сценический псевдоним Джун), которую записали как «Уилсон»[13].

После появления мальчика на свет о нём заботились дедушка и бабушка: Джон Джозеф Николсон — рыжий ирландец, работавший оформителем витрин в универмаге в боро Манаскан (англ.) — и Этель Мэй Николсон[10]. Позже Джек описывал дедушку так: «Тихий, меланхоличный, печальный, и очень нежный человек»[14]. Джек рос в полной уверенности, что дедушка и бабушка являются его отцом и матерью[10]. Только в 1974 году репортёр журнала Time, разузнавший скрываемую всеми информацию, открыл актёру правду: его старшая сестра Джун на самом деле его мать[10]. Тогда уже было слишком поздно: Джун умерла от рака в 1963 году, а Этель скончалась семью годами позже — в 1970[10]. Сведения от журналиста подтвердила другая сестра Николсона — Лоррейн — которая, как и остальные, даже не догадывалась о том, кто же является отцом актёра[10].

Образование

В 1945 году бизнес Этель процветал, и вся семья переехала из одноэтажного бунгало на Шестой улице Нептьюна в двухэтажный дом в рабочей части города[15]. Каждое утро восьмилетнему Джеку приходилось проходить семь кварталов от нового места жительства на Штайнер-авеню 2 до школы имени Теодора Рузвельта, где он и учился[15]. Именно там Николсон впервые был задействован в театральной постановке, исполнив джазовую песню Managua, Nicaragua (англ.)[15].

Я должен был оставаться в классе после уроков каждый день, так как они поручали мне написать эссе, состоящее из тысячи слов. И я писал. Я знал, что читать это все равно никто не будет, и поэтому писал злые вещи о людях, которые управляют школой.
— Джек Николсон[16]

Когда Джек был готов к высшей школе, семья переехала ещё раз: на этот раз — в боро Спринг-Лэйк (англ.)[15][17], где Этель открыла собственный косметический кабинет на Мерсер-авеню 505[15]. Позже Джек признавался, что прибыль его бабушки достигала отметки в 5 тысяч долларов в год[15]. Этель долго искала школу для внука и нашла её в ближайшем районе: Манаскуанская старшая школа показалась ей вполне подходящей[15]. В 1950 году Николсона успешно приняли в данное учебное заведение, где у подростка вскоре появилась кличка «Толстяк» (англ. Chubs) из-за переизбытка веса, которым он страдал с четырёх лет[15]. В следующие десять лет на насмешки Джек отвечал кулаками, он просто пресекал сарказм драками[18]. Только с достижением пяти футов и девяти дюймов роста одноклассники сменили обидную кличку, заменив её сокращением фамилии Джека — «Ник»[18]. В школьные годы Николсон активно занимался бейсболом, однако когда ему предложили стать ответственным за экипировку школьной футбольной команды, он с радостью согласился[18]. Через несколько месяцев Джек заменил футбол баскетболом, который стал его любимым видом спорта[18]. Кроме личных занятий спортом, Николсон стал репортёром школьной газеты The Blue and Gray, куда писал о достижениях школьных спортивных команд[18]. Книга Treasure Chest, изданная руководством школы, писала о Николсоне, как о «весёлом и добродушном человеке» и «увлечённом писателе»[18].

Учителя Николсона расходились во мнениях, когда речь заходила о нём: учительница латинского языка Рут Уолш усаживала Джека прямо перед собой только из-за того, что он выглядел как смутьян, а преподавательница английского языка мисс Белтинг никогда не находила с ним общего языка и до конца жизни рассказывала новому поколению Манаскуанских учеников, что «у Николсона был большой рот и он же остаётся»[16]. Трижды Николсона «ловили на горячем»: во время брани, курения и вандализма таблички конкурирующей школы[16]. Джека любили и сверстники: за привнесение фантазии в жизнь школы, они нарекли Николсона «лучшим актёром-старшеклассником»[16]. Джек принимал участие и в театральных постановках школы: его роль в спектакле «Из сковороды» была почти эпизодической, однако вызвала аплодисменты[16]. Ещё больший успех снискала роль Ганнибала в спектакле по пьесе Джона Патрика «Странная миссис Сэвидж», которая и принесла ему титул «Лучший актёр-старшеклассник»[16].

Работа в MGM и обучение актёрскому мастерству

В 1955 году Николсон твердо решил стать актёром после просмотра фильмов «К востоку от рая», «В порту» и «Человек с золотой рукой», где в главных ролях были задействованы Джеймс Дин, Марлон Брандо и Фрэнк Синатра соответственно[19]. Именно эти актёры больше всего повлияли на молодого Джека, но наиболее его впечатлил Брандо: «Я смотрел „В порту“ дважды за ночь и не мог оторвать глаз от этого парня. Он был завораживающим» — говорил Николсон[19]. Такая же ситуация обстояла и с Синатрой, который загипнотизировал Николсона в «Человеке с золотой рукой» и привил ему пожизненную тягу к шляпам — неизменному атрибуту его гардероба[19]. Понимая, что сразу ему актёром не стать, Джек устроился на работу в мультипликационный отдел компании MGM (англ.)[19]. Руководство платило ему 30 долларов в неделю, что для него было недостаточно: «Я делал всё. Разносил молоко, создавал, прокалывал и стоговал бумагу, следил за тем, чтобы мультипликаторы были счастливы с целыми её запасами» — рассказывал Николсон[19].

В том же году Николсон переехал из квартиры бабушки в собственную арендованную квартиру возле почтового отделения, которая, помимо маленького размера, находилась над гаражом и была расположена за несколько кварталов от MGM[19]. Каждый день Джек начинал с реквизиции устаревших карандашей, после чего разъезжал вокруг всей студии на велосипеде и развозил сотрудникам письма[19]. Затем юноша собирал ставки с работников компании и сообщал о них местному букмекеру, а уже под вечер отвечал на письма фанатов «Тома и Джерри»[19]. Такой распорядок дня был у Николсона на протяжении двух лет[19]. В павильонах он видел множество кинозвезд, а также выучил имена почти всех сотрудников компании: от исполнительных продюсеров до низшего звена[19].

Помимо небольшой заработной платы, Джек не владел и автомобилем[20]. Когда аниматор Оливер Каллахан предложил ему свой старый и подержанный Chevrolet 1949 года выпуска за 400 долларов, Николсон телеграфировал к бабушке в Нью-Джерси, чтобы она выслала ему нужную сумму денег[20]. Несмотря на почти полное отсутствие денег, Джек «шел в ногу» с модой: в его гардеробе всегда можно было найти рубашки с пуговицами вниз, обтянутые, белые и брюки цвета хаки[20]. О том периоде своей жизни Николсон вспоминал один запоминающийся случай: его бывший одноклассник Джон Эпоминондас пригласил Джека и его соседа Роджера в театр Hollywood Palladium (англ.), где как раз проходила дискотека. Через полчаса Джек сигналами дал понять друзьям, что что-то случилось. Они собрались вместе и Джек сказал: «Мы должны свалить отсюда! Мне нужно попасть в мужскую комнату». «Что случилось?» — спросил Эпоминондас, на что Джек ответил: «Я танцевал вот с той девушкой. Она настолько близко ко мне прижалась, и я был так взволнован, что мои штаны просто взорвались!»[20]

Спустя день после гибели Джеймса Дина, все ещё потрясённый Николсон приехал в MGM, где в лифте встретился с почтенным продюсером Джо Пастернаком (англ.) (1901—1991)[21]. Пастернак увидел грустное лицо Джека, после чего между мужчинами произошёл диалог, в ходе которого продюсер спросил у Николсона, не думал ли тот когда-нибудь о том, чтобы стать актёром, на что Николсон ответил отказом[22]. Через час директор анимационного отдела компании Уильям Ханна вызвал Николсона к себе в офис, после которого Николсон вышел из компании полностью убеждённым в том, что он будет актёром[22].

Уже в мае 1956 года был организован кастинг, участие в котором принял и Джек[22]. Пастернак присутствовал на нём и положительно оценил его, сказав, что «у него была великолепная улыбка, жилистое телосложение и лукавый масляный взгляд, однако никакой актёрской тренировки, кроме школьного театрального кружка»[22]. Кроме того, у Николсона был невыносимый гнусавый выговор, присущий для штата Нью-Джерси[22]. Для его устранения Пастернак предложил Джеку преподавателя по сценической речи[22]. По рекомендации Уильяма Ханны, Николсон стал посещать курсы по актёрскому мастерству, на которые вместе с ним ходил тогда ещё начинающий актёр Джо Флинн (англ.) (1924—1974)[22]. Именно он сказал Джеку, что Пастернак был ненормальным: «Я хочу рассказать тебе одну вещь, Джек, это очень важно. Каждый, кого ты встретишь на своем пути, будет пытаться изменить твой голос с помощью профессионалов. Не соглашайся» — заявил Флинн[22]. Тогда же Николсон устроился на работу в театр West Hollywood’s Players Ring, где с июля по сентябрь 1956 года был статистом в спектакле «Чай и симпатия (англ.)» (по одноимённой пьесе Роберта Андерсона (англ.))[22]. Его зарплата составляла 14 долларов в неделю[22].

2 сентября 1956 года СМИ впервые упомянули о Николсоне: редакция газеты Asbury Park Press (англ.) сделала небольшую заметку, в которой сообщалось, что «девятнадцатилетний Джек Николсон из Спринг-Лэйк завтра появится в телесериале „Театр Матини (англ.)“, который будет транслироваться с 15:00 до 15:30 на телеканале WNBC (англ.)»[22]. В последние дни 1956 года анимационный продюсер MGM Фред Куимби собрал всех сотрудников на совещание, чтобы опровергнуть разрастающиеся слухи о том, что их отдел закрывается[23]. «Не волнуйтесь», — успокоил Куимби коллег. — «Это место как Гибралтарская скала»[23]. Две недели спустя руководство MGM сократило расходы и распустило всех сотрудников анимационного отдела, включая Джека[23].

Первые роли в кино и восхождение по карьерной лестнице

Я никогда не был уверен в том, как Джек разговаривает. Всегда можно было услышать, как его гортань дребезжит. Но это превратилось в хорошую и приметную черту Джека, и до сих пор его узнают по голосу, не видя фотографии или лица.
— Джефф Кори[23]

На протяжении следующих нескольких лет Джек делал всё, чтобы его заметили в Голливуде: заплатил 25 и 15 долларов для вступления в Гильдию киноактёров США и Американскую федерацию теле и радиоартистов (англ.) соответственно, а также попал в категорию «лучших молодых актёров современности» по версии Академии кинематографических искусств и наук, куда, помимо самого Николсона, входили Уоррен Битти, Деннис Хоппер, Дин Стоквелл и Роберт Блейк[23]. Он читал сценарии и хватался за любые предложения, которые ему поступали[23]. В 1958 году Николсон был уволен из компании Warner Bros., где был задействован на съёмочных площадках нескольких телесериалов[23]. Такая же участь постигла и его коллегу, актёра Уолтера Маттау[23]. Позже Джек признавался, что уволили их из-за «плохого поведения» — термина, который никто не мог объяснить[23].

Первым учителем Николсона был Джефф Кори (англ.) (1914—2002), обучивший его азам актёрского искусства: «Мой первый учитель Джефф Кори любил говорить, что всё искусство может быть лишь стимулирующей отправной точкой. Ты не можешь изменить мир, но можешь заставить его мыслить», — говорил Джек[23]. Луана Андерс (англ.) (1938—1996), с которой Николсон был знаком ещё со времён работы в MGM, и Джуд Тэйлор (англ.) (1932—2008) представили Николсона Кори, после чего Джек стал посещать его актёрские курсы[23]. Кори пользовался авторитетом в актёрских кругах США, среди его учеников были Ричард Чемберлен, Пэт Бун, Джейн Фонда, Энтони Перкинс, Салли Келлерман и Ирвин Кершнер[24]. Согласно Кори, «Николсон был очень приятным юнцом»[24]. Джек признавался, что его учитель был не в восторге от данного курса, утверждая, что актёрской игре Николсона не хватает «поэзии», и называя его «физически инертным»[24]. Кроме того, именно на курсе Кори Николсон встретил свою первую девушку: «Он увидел меня на курсе и решил, что нам надо выйти», — говорила Джорджиана Картер, невысокая блондинка из Южной Калифорнии. — «Он был на год младше меня и серьёзно меня добивался. Джек мне очень понравился, и скоро я поняла, что совсем без него не могу»[25].

«Плакса-убийца»

Джек продолжал учиться на курсе Кори, и наступил день, когда Джефф сказал Николсону, что он готов к первой кинопробе[25]. Так, весной 1958 года газета Asbury Park Press сообщила, что "Джек Николсон, исполнявший главные роли в Манаскуанской старшей школе, сегодня сыграет в молодёжном триллере «Плакса-убийца (англ.)»[26]. Позже Николсон говорил, что тогда он думал: «Всего два месяца в этом деле, и я уже получил главную роль. Я — звезда!»[26] Фильм был основан на реальных событиях — ограблении придорожного кафе в Инглвуде, Калифорния[26]. Сценаристами выступили работники категории B (низкобюджетных фильмов) — Лео Гордон (англ.) (1922—2000; актёр, ставший сценаристом) и бывший доктор Мелвин Леви[26]. В сценарии Гордона—Леви персонаж Николсона Джимми Уоллес вынужден прибегнуть к насилию, когда два преступника пытаются изнасиловать его девушку и избивают его самого до полусмерти[26]. Уоллес буквально сходит с ума после этого инцидента и захватывает в заложники всех посетителей придорожного кафе, расположенного неподалёку[26]. Конец фильма трагичен — Уоллеса убивают сотрудники полиции, прибывшие по вызову[26].

Фильм провалился как в коммерческом плане, так и в критическом, актёрская игра Николсона также была подвергнута резкой критике[26]. Большинство рецензентов отмечало, что молодому Николсону просто не дали раскрыться в этой картине[26]. Актриса Митци Макколл (англ.) (род. 1932), коллега Джека по фильму, говорила: «Он был очень серьёзен, когда работал над ролью, и предан даже такому смехотворному фильму категории B»[26]. Сам Николсон назвал шесть дней съёмок в фильме «ослепительным туманом»: «Я был полностью вовлечён в это и использовал все те религиозные вещи, что выучил на курсе. Я постоянно готовился и переписывал все свои реплики в сценарии, там был полный беспорядок с примечаниями и всем таким. Затем я посмотрел фильм и понял, что он ужасен»[27]. Такое же мнение о ленте составили и зрители, которые, согласно Николсону, во время показа рекламных отрывков из фильма в Голливуде становились бешеными и начинали свистеть[27]. Джек уволился из театра и, по словам Митци Макколл, каждую среду заявлялся в голливудское агентство по трудоустройству[27].

Только одно имя (кроме самого Николсона), упомянутое в титрах фильма, до сих пор на слуху[27]. Исполнительный продюсер картины Роджер Корман заплатил 7 тысяч долларов кинокомпании American International Pictures только за начало съёмок в её павильонах[27]. Корман и Николсон познакомились на актёрских курсах Джеффа Кори, где Корман подыскивал новые таланты[28]. Джек был идеальным кандидатом для съёмок в новом фильме[28]. «Николсон был напористым. Он не боялся Роджера. Он хотел быть актёром, сценаристом, делать всю работу, а для этого он пользовался присущей ему наглостью», — говорил биограф Кормана Беверли Грэй[28].

«Слишком поздно для любви»

Исполнив роль гонщика-бунтаря Джонни Вэррона в драме Харви Бермана «Дикая езда (англ.)», Николсон приступил к работе над низкобюджетным независимым фильмом Ричарда Раша «Слишком поздно для любви (англ.)», где ему была предназначена роль злодея Бадди[29]. «Это был эксплуатационный фильм с бюджетом в районе 50 тысяч долларов. Мы продали его Universal за 250 тысяч, и он стал хитом как раз в то волшебное время, когда критики изобрели „новую волну“», — говорил Раш[29]. По словам режиссёра, фильм стал первым изобретением «новой волны», а в Европе картина шла под названиями «Медовый месяц в средней школе» и «Подростки-любовники» из-за того, что в ней показывались тогда запрещённые вещи, наподобие подростковой беременности[29]. Примечательно, что в написании сценария Рашу помогал тогда ещё никому не известный Фрэнсис Форд Коппола, который, как говорил Раш, больше обладал юношеским духом, чем дисциплиной[29].

Будучи популярным в драйв-инах и зарубежных странах, «Слишком поздно для любви» занял ещё одно место в фильмографии Николсона, однако первый настоящий успех ожидал его в магазинчике за углом[29].

«Магазинчик ужасов»

Джек сделал всё точно так, как было написано в сценарии, но добавил собственную сочную мимику и жесты. Роджер редко давал режиссёрские указания. Он полагал, что актёры были в этом экспертами. К счастью, в случае с Джеком, так оно и было.
— Чарльз Б. Гриффит, сценарист «Магазинчика ужасов»[30]

«Магазинчик ужасов» — именно такое название Роджер Корман дал своему новому фильму, экранизации научно-фантастического рассказа Артура Кларка «Строптивая орхидея», рассказывающего о ботанике, который открывает новый вид плотоядной орхидеи и скармливает ей свою высокомерную тётю[30]. Согласно другим источникам, основой сценария для фильма послужил рассказ Джона Кольера «Зелёные мысли»[31].

Картина была снята за рекордные два дня с бюджетом в 27 тысяч долларов, а сам Николсон говорил: «Я отправлялся на съёмки, зная, что я должен быть крайне причудливым, так как Роджер сначала вообще не хотел брать меня на эту роль. Другими словами, я не мог сыграть это так, как было в сценарии, поэтому я делал много странного дерьма, которое, как я думал, должно было быть смешным»[32]. По прибытии на съёмочную площадку Джеку сообщили, что он будет играть вместе со старым другом Джоном Шэнером[32]. Когда оба появились на съёмках, Корман отдал Николсону последние шесть страниц сценария, а Шэнеру — первые[32]. Остальные страницы режиссёр разорвал на две половины, одну из которых отдал Джеку, а вторую — Шэнеру[32]. «Вот и всё. Это всё, что мы знали о фильме. Я даже не догадывался, как он назывался. Мне пришлось уговорить Шэнера прочитать его половину страниц», — признавался Николсон[32].

Таким образом, легкомысленный мазохист Уилбур Форс, которого и сыграл Джек, пришедший на приём к стоматологу, стал первым в цепочке запоминающихся персонажей актёра[30]. «Никакого новокаина, он притупляет все ощущения», — говорил Форс в фильме[30].

«Ворон»

В период с 1961 по 1963 год Николсон снимался преимущественно в телесериалах и телефильмах, в число которых входят «Морская охота (англ.)», «Бронко (англ.)» и «Гавайский глаз (англ.)». В 1963 году режиссёр Роджер Корман, ранее работавший с Джеком в картинах «Плакса-убийца» и «Магазинчик ужасов», пригласил его на второстепенную роль в комедийном хорроре «Ворон». Персонаж Джека — Рексфорд Бедлоу, сын члена Братства магов Адольфуса Бедлоу в исполнении Петера Лорре.

Сценарий фильма был хорошо продуман и базировался на вольной интерпретации стихотворения «Ворон» Эдгара Аллана По[33]. Создал его мастер фильмов ужасов, писатель Ричард Мэтисон[33]. Постоянные сценаристы Кормана Лео Гордон и Джек Хилл (англ.) отказались от участия в картине, посетовав на то, что их работа утонет в плохом актёрском мастерстве и режиссуре[33]. Корман говорил: «Я объяснил Джеку, что Борис Карлофф поработает с ним дня два, после чего я напишу оставшуюся часть картины, а он будет её звездой»[34]. Кроме того, Корман признавался, что в последний день съёмок фильма на посту режиссёра его заменил Николсон, который снял несколько сцен[34].

Николсон сыграл свою роль, как он позже признавался, не опасаясь присутствия звёзд первой величины на съёмочной площадке[33]. «В фильме было слишком много весельчаков. Роджер доносил до меня: „Ты не можешь быть таким же забавным, как они“. Это и вся интерпретация роли от Роджера» — говорил он[33]. Джек уделял много внимания интонациям Карлоффа и дикции Винсента Прайса[33]. На съёмочной площадке он сдружился с Петером Лорре, который, уже будучи тяжело больным, дал Николсону совет, который тот запомнил на всю жизнь: «Если ты хочешь выжить в этом бизнесе, тебе лучше быть более бережливым»[33].

Съёмки «Ворона» были закончены в октябре 1962 года[35].

«Страх»

Через несколько дней после окончания съёмок «Ворона» Корман приступил к работе над ещё одним фильмом ужасов — «Страх». Режиссёр решил долго не возиться с кастингом и созданием декораций, поэтому на главные роли пригласил того же Николсона и Карлоффа, а декорации оставил те же, что были на съёмочной площадке «Ворона»[36]. Как и в предыдущем фильме Кормана, Николсон занял кресло режиссёра и снял несколько сцен[37].

Ранние работы Николсона были раскритикованы критиками, что подтверждает и этот фильм. Режиссёр Питер Богданович заявлял, что «запомнил Николсона плохим актёром только благодаря этому фильму», а критик Фил Холл с сайта FilmThreat подмечает, что герой Джека одет в костюм Марлона Брандо из фильма «Любовь императора Франции (англ.)»[37]. Кроме того, Холл назвал игру Николсона «пустой и однообразной»[37]. Сам Джек отзывался о картине так: «Думаю, что самое забавное время, которое я когда-либо проводил в киноаппаратной комнате, было за просмотром „Страха“. Фильм был невероятно плох»[37].

Следующие работы

Поскольку работу актёра в 1960-е годы найти было трудно, Николсон стал всё чаще работать над сценариями. В результате родились «Остров грома» (англ. Thunder Island) (1963), «Полёт к ярости» (1964), «Побег в никуда» (1965) и рекламный художественный фильм «Предводитель (англ.)» (1968) о группе «The Monkees». Эти фильмы не завоевали особой популярности, но по крайней мере давали Николсону стабильную работу. В мире ситкомов он также появился в двух эпизодах Шоу Энди Гриффита (англ.) в роли Марвина Дженкинса (1966-1967).

Последующая карьера в кино

Поскольку в актёрской карьере не намечалось никаких перспектив, Николсон, казалось, полностью ушёл в работу «за камерой» — сценариста и режиссёра. Первый успех пришёл со сценарием к фильму 1967 года «Трип», полностью построенного на галлюцинациях главного героя под воздействием ЛСД. В фильме снялись Питер Фонда и Деннис Хоппер. Но вместе с возможностью сыграть в фильме Фонды и Хоппера «Беспечный ездок» к Николсону пришёл и первый крупный успех на актёрском поприще. Он сыграл адвоката-пьяницу Джорджа Хэнсона и получил за эту роль свою первую номинацию на «Оскар». Это был счастливый случай для Николсона, поскольку роль первоначально предназначалась для Рипа Торна, близкого друга сценариста Терри Саузерна, но Торн покинул проект после серьёзной ссоры с сорежиссёром Деннисом Хоппером, во время которой они чуть не дошли до драки[38].

Номинация за лучшую мужскую роль последовала в следующем году, за роль в фильме «Пять лёгких пьес» (1970), в котором произошёл знаменитый диалог о курином салате (о том, как получать то, чего хочешь). В том же году он сыграл в киноверсии музыкального спектакля «В ясный день увидишь вечность».

Другие из его заметных ранних ролей: «Последний наряд» Хэла Эшби (1973) и классический нуар-триллер Романа Полански «Китайский квартал» (1974). За оба этих фильма Николсон был номинирован на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль. Он также снялся в фильмах Кена Расселла «Томми» (1975) и «Профессия: репортёр» Микеланджело Антониони (1975).

Американский идол

Николсон завоевал свой первый «Оскар» за лучшую мужскую роль, сыграв Рэндла Патрика МакМёрфи в киноверсии романа Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», поставленной Милошем Форманом в 1975 году. Вместе с ним «Оскар» (за лучшую женскую роль) получила Луиза Флетчер, исполнившая роль сестры Рэтчед. Николсону также была предложена роль Майкла Корлеоне в «Крёстном отце», от которой он отказался.

Позже Николсон стал браться за более необычные для себя роли. В частности, он сыграл небольшую роль члена Коммунистической партии в «Последнем магнате», где подрался с персонажем Роберта Де Ниро. Он взялся за ещё менее привлекательную роль в вестерне Артура Пенна «Излучины Миссури», специально для того, чтобы сыграть вместе с Марлоном Брандо. Далее последовал режиссёрский дебют Николсона — комедия-вестерн «Направляясь на юг».

Хотя он даже не номинировался на «Оскар» за роль в киноверсии романа Стивена Кинга «Сияние», поставленной Стэнли Кубриком в 1980 году, она остаётся одной из самых значимых ролей в его карьере. Своего следующего «Оскара», премию за лучшую мужскую роль второго плана, Николсон завоевал за роль астронавта в отставке Гаррета Бридлава в фильме «Слова нежности» Джеймса Брукса (1983). В 1980-е годы Николсон продолжал плодотворно работать, снявшись в фильмах «Почтальон всегда звонит дважды» (1981), «Красные» (1981), «Честь семьи Прицци» (1985), «Иствикские ведьмы» (1987) и «Чертополох» (1987). За роли в кинолентах «Красные», «Честь семьи Прицци» и «Чертополох» он номинировался на «Оскар».

В 1985 году Николсон отказался от роли Джона Бука в фильме «Свидетель»[39]. Фильм «Бэтмен» 1989 года, в котором он сыграл Джокера, стал оглушительным международным хитом и выгодный процентный контракт принёс Николсону около 60 млн долларов. Планировалось, что актёр вновь сыграет роль Джокера в пятой части франшизы под названием «Бэтмен Триумфатор» в 1999 году, но проект был отменен Warner Brothers[40].

За роль вспыльчивого полковника Натана Джессепа в фильме «Несколько хороших парней» (1992), повествующем об убийстве в подразделении Корпуса морской пехоты США, Николсон получил ещё одну номинацию на премию «Оскар». В этом фильме происходит сцена с участием Николсона, в которой он произносит фразу: «Вам не выдержать правды!», ставшую с тех пор широко известной и часто цитируемой.

Не все из работ Николсона были хорошо приняты. Он номинировался на премию «Золотая малина» как худший актёр за фильмы «Людские неприятности» (1992) и «Хоффа» (1992). За роль в «Хоффа» он, однако, номинировался и на премию «Золотой глобус».

Николсон продолжал сниматься и завоевал свой очередной «Оскар» за роль Мелвина Юдалла, невротичного писателя, страдающего обсессивно-компульсивным расстройством, в фильме «Лучше не бывает» 1997 года. Режиссёром, как и в «Словах нежности» вновь был Джеймс Брукс. Хелен Хант, сыгравшая официантку с Манхэттена, испытывающую смешанные чувства — от ненависти до любви — к персонажу Николсона (частому посетителю ресторана, в котором она работала), также завоевала «Оскар», за лучшую женскую роль.

Отличительная черта Николсона — абсолютная органичность в любой роли. Актёр проявляет большое мастерство во многих амплуа, однако наиболее удачными являются характерные роли, с элементами гротеска.

Поздняя карьера

В фильме «О Шмидте» (2002) Николсон сыграл ушедшего на пенсию актуария страховой компании из Омахи (Небраска), который задался вопросами о жизни после смерти жены. Спокойная, сдержанная игра Николсона, контрастирующая со многими его прежними ролями, принесла ему ещё одну номинацию на «Оскар» за лучшую мужскую роль.

В комедии «Управление гневом» он играет агрессивного психиатра, приставленного к относительно спокойному персонажу Адама Сэндлера для обучения его управлению своими эмоциями.

В 2003 году наряду с несколькими другими ролями, Николсон сыграл плейбоя в возрасте в фильме «Любовь по правилам и без», который «западает» на мать своей юной подруги, исполняемую Дайаной Китон.

В конце 2006 года Николсон обозначает своё возвращение на «тёмную сторону» с ролью Фрэнка Костелло, садистского ирландского мафиози из Бостона, босса персонажей Мэтта Дэймона и Леонардо Ди Каприо в оскароносном фильме Мартина Скорсезе «Отступники». Малоизвестен факт, что чуть ранее голос Николсона был использован в рекламе телефона Nokia N95 «в моём кармане кое-что есть».

В ноябре 2006 Николсон начал работу над новым проектом «Пока не сыграл в ящик» Роба Райнера, для роли в котором он постригся налысо. Вместе с Морганом Фриманом они сыграли в фильме двух умирающих от рака мужчин, которые хотят выполнить ряд дел перед смертью. Фильм вышел на экран в конце 2007 года. При подготовке к съёмкам Николсон посетил лос-анджелесский госпиталь, чтобы узнать, как больные раком справляются со своей болезнью.

В 2012 году, спустя два года после релиза провалившейся комедии «Как знать…» с участием Николсона (эта работа пока остаётся последней в его фильмографии), актёру была предложена первая серьезная роль за пять лет — драма «Судья», где он исполнил бы роль отца героя Роберта Дауни-младшего, городского судьи, подозревающегося в убийстве[41]. О съёмках Николсона в картине шли переговоры[41], но в итоге актёр отказался от участия в проекте[42].

В сентябре 2013 года в американских СМИ распространилась информация о том, что Николсон заявил об окончании своей актёрской карьеры по причине потери памяти — актёр якобы попросту не может выучить реплики своих персонажей[43]. Вскоре данные были незамедлительно опровергнуты и названы «100 % фальшивыми». Как сообщил источник, сейчас Николсон активно читает сценарии и подыскивает новый проект[44].

В кино Николсона после четырёхлетнего отдыха мог вернуть его старый друг Уоррен Битти, в феврале 2014 года приступивший к съёмкам комедии о магнате Говарде Хьюзе[45], но в итоге Николсон не снимался в этом фильме.

Личная жизнь

Хотя Николсон утверждает, что переспал с более чем двумя тысячами женщин за свою жизнь, он известен тем, что так ни разу и не попал в список 10 живых секс-легенд, составляемый журналом Maxim. У актёра есть пять детей от четырёх разных женщин, хотя женат он был только один раз.

Дети:

Актриса Сьюзан Анспач утверждает, что отец её сына Калеба Годдарда — Джек Николсон. Сам актёр никогда не делал публичных заявлений насчет этого[46].

У Николсона были романтические отношения со многими актрисами и моделями, некоторые из которых продолжались долгие годы. Самые долгие отношения, длившиеся 17 лет, его связывали с Анжеликой Хьюстон, дочерью кинорежиссёра Джона Хьюстона. Они разошлись после того, как из новостей стало известно о беременности Ребекки Бруссард (англ.) от Николсона.

В очередной биографии Николсона, опубликованной в октябре 2013 года писателем Марком Элиотом, приводятся данные о том, что во время съёмок «Чертополоха» (1987) между Джеком и его замужней партнёршей Мерил Стрип образовался бурный роман, переросший в более серьезные сексуальные отношения. Оба артиста неоднократно его отрицали[47]. В этой же книге Элиот утверждает, что на раннем этапе актёрской карьеры, в начале 1960-х годов, Николсон злоупотреблял наркотиками, в частности, ЛСД, кокаином и марихуаной. Сценарий картины «Трип» (1967) якобы также был написан им под влиянием наркотических препаратов[48].

Он также является близким другом Романа Полански, которого он поддерживал во время многих личных несчастий, включая смерть его жены Шэрон Тейт, погибшей от рук семьи Чарльза Мэнсона[49]. После гибели Тэйт Николсон стал спать с молотком под подушкой[50]. Он также поддерживал Полански, когда его обвиняли в изнасиловании ребёнка, не достигшего возраста согласия, которое произошло в поместье Николсона на Малхолланд Драйв.

По соседству с домом Николсона, на Маллхолланд Драйв в Беверли-Хиллз, несколько лет жил Марлон Брандо. Также неподалёку жил Уоррен Битти, и благодаря этой троице улица в итоге получила название «Улицы плохих парней». После смерти Брандо в 2004, Николсон выкупил его бунгало за 6.1 млн долларов, намереваясь его снести. При этом он заявил, что это решение продиктовано только тем, что дом был заброшен и не имеет никакого отношения к личности Брандо и его наследию[51].

Хотя актёр был воспитан как католик западного обряда, в интервью журналу Vanity Fair в 1992 году он заявил, что в настоящий момент не верит в Бога. Хотя лично Николсон против абортов, он выступает за их разрешение[52]. Он поддерживает Демократическую партию США и жертвовал на многие её избирательные кампании[53].

Николсон является фанатом «раскрученных» команд, таких как Нью-Йорк Янкиз и Лос-Анджелес Лейкерс. Его посещение игр Лейкерс вошло в легенду, поскольку в течение последних 25 лет он не пропустил практически ни одной из игр, проходивших на стадионах The Forum и Staples Center. В отдельных случаях Николсон даже вступал в перепалки игроков с судьями и выбегал на саму баскетбольную площадку[54]. Во время игры плейофф Лейкерс в 2001 году ему даже был присужден технический фол за слишком жаркие споры с судьями. Его нежелание пропускать домашние игры Лейкерс приводит к тому, что киностудии вынуждены согласовывать график съёмок с расписанием игр команды[55]. В 2004 году Николсон посетил встречу выпускников школы (спустя 50 лет после окончания) к немалому удивлению и восторгу своих одноклассников и одноклассниц[56].

Николсон известен тем, что в отличие от актёров, которые отказываются от ролей в фильмах, которые по их мнению будут неуспешными, наоборот, отклоняет роли в тех фильмах, которые, на его взгляд, могут быть слишком успешными.

Одно из хобби Николсона — коллекционирование современных картин и картин 20 века. Любимый художник актёра — Джек Веттриано[57].

11 сентября 2011 года дом Джека Николсона в Голливуде, который он сдавал в аренду с 1975 года, сгорел дотла. Пожар тушили 85 пожарных, двое из них были госпитализированы[58][59].

Фильмография

Год Русское название Оригинальное название Роль
1958 ф Плакса-убийца The Cry Baby Killer Джимми Уоллес
1960 ф Слишком поздно для любви Too Soon to Love Бадди
1960 с Мистер Лаки Mr. Lucky Мартин
1960 ф Дикая гонка The Wild Ride Джонни Вэррон
1960 ф Магазинчик ужасов The Little Shop of Horrors Уилбур Форс
1960 ф Стадс Лониган Studs Lonigan Уири Райлли
1961 с Истории Уэллс-Фарго Tales of Wells Fargo Том Уошбёрн
1961 с Морская охота Sea Hunt Джон Старк
1961 с Бронко Bronco Боб Дулин
1962 тф Маленькая Эми Little Amy тренер
1962 с Гавайский глаз Hawaiian Eye Тони Морган
1962 ф Заброшенная земля The Broken Land Уилл Брошес
1963 ф Ворон The Raven Рексфорд Бедлоу
1963 ф Страх The Terror лейтенант Андре Дювалье
1964 ф Лейтенант Пулвер Ensign Pulver Долан
1964 ф Полёт к ярости Flight to Fury Джей Уикхем
1964 ф В ад с чёрного хода Back Door to Hell Бёрнетт
1965 ф Побег в никуда Ride in the Whirlwind Уэс
1966 с Доктор Килдаре Dr. Kildare Джейми Эйнджел
1966 ф Перестрелка The Shooting Билли Спир
1966 с Путешествие ко дну моря Voyage to the Bottom of the Sea член команды; в титрах не указан
19661967 с Шоу Энди Гриффита The Andy Griffith Show Марвин Дженкинс / мистер Гарланд
1967 ф Резня в день Святого Валентина The St. Valentine's Day Massacre Гино; в титрах не указан
1967 ф Ангелы ада на колёсах Hells Angels On Wheels Поэт
1967 с Пушки Уилла Соннетта The Guns of Will Sonnett Том Мёрдок
1968 ф Псих-Аут Psych-Out Стоуни
1968 ф Предводитель Head кинорежиссёр в ресторане; в титрах не указан
1969 ф Беспечный ездок Easy Rider Джордж Хэнсон
1970 ф Возмутители спокойствия The Rebel Rousers Банни
1970 ф В ясный день увидишь вечность On a Clear Day You Can See Forever Тэд Прингл
1970 ф Пять лёгких пьес Five Easy Pieces Роберт Эроика Дюпи
1971 ф Познание плоти Carnal Knowledge Джонатан Фёрст
1971 ф Безопасное место A Safe Place Митч
1972 ф Король Марвин Гарденс The King of Marvin Gardens Дэвид Штеблер
1973 ф Последний наряд The Last Detail Билли Баддаски
1974 ф Китайский квартал Chinatown Дж. Дж. «Джейк» Гиттс
1975 ф Профессия: репортёр Professione: Reporter Дэвид Локк
1975 ф Томми Tommy доктор
1975 ф Судьба The Fortune Оскар Салливан / Оскар Дикс
1975 ф Пролетая над гнездом кукушки One Flew Over the Cuckoos Nest Рэндл Патрик Макмёрфи
1976 ф Излучины Миссури The Missouri Breaks Том Логан
1976 ф Последний магнат The Last Tycoon Бриммер
1978 ф Направляясь на юг Goin' South Генри Ллойд Мун; также режиссёр
1980 ф Сияние The Shining Джек Торренс
1981 ф Почтальон всегда звонит дважды The Postman Always Rings Twice Фрэнк Чэмберс
1981 ф Рэгтайм Ragtime пират на пляже; в титрах не указан
1981 ф Красные Reds Юджин О'Нил
1982 ф Граница The Border Чарли Смит
1983 ф Язык нежности Terms of Endearment Гарретт Бридлав
1985 ф Честь семьи Прицци Prizzi's Honor Чарли Партанна
1986 ф Ревность Heartburn Марк Форман
1987 ф Иствикские ведьмы The Witches of Eastwick Дэрил ван Хорн
1987 ф Телевизионные новости Broadcast News Билл Рорич
1987 ф Чертополох Ironweed Фрэнсис Фелан
1989 ф Бэтмен Batman Джокер / Джек Напьер
1990 ф Два Джейка The Two Jakes Дж. Дж. «Джейк» Гиттс; также режиссёр
1992 ф Людские неприятности Man Trouble Юджин Эрл Экслайн / Гарри Блисс
1992 ф Несколько хороших парней A Few Good Men полковник Натан Р. Джессеп
1992 ф Хоффа Hoffa Джеймс Р. «Джимми» Хоффа
1994 ф Волк Wolf Уилл Рэнделл
1995 ф Постовой на перекрёстке The Crossing Guard Фредди Гейл
1996 ф Кровь и вино Blood and Wine Алекс Гейтс
1996 ф Вечерняя звезда The Evening Star Гарретт Бридлав
1996 ф Марс атакует! Mars Attacks! президент Джеймс Дэйл / Арт Лэнд
1997 ф Лучше не бывает As Good as It Gets Мелвин Юдолл
2001 ф Обещание The Pledge Джерри Блэк
2002 ф О Шмидте About Schmidt Уоррен Шмидт
2003 ф Управление гневом Anger Management доктор Бадди Райделл
2003 ф Любовь по правилам и без Something's Gotta Give Гарри Сэнборн
2006 ф Отступники The Departed Фрэнсис «Фрэнк» Костелло
2007 ф Пока не сыграл в ящик The Bucket List Эдвард Коул
2010 ф Как знать... How Do You Know? Чарльз

Награды и номинации

Николсон номинировался на премии за лучшую роль (главную или второго плана) в пяти разных десятилетиях: 1960-х, 1970-х, 1980-х, 1990-х и 2000-х. Единственный актёр, достигший аналогичного — Майкл Кейн. С 12-ю номинациями на Оскар (8 за лучшую главную роль и 4 за роль второго плана), Николсон является самым номинированным актёром за всю историю киноакадемии. С 3-мя завоёванными премиями он находится на одной ступени с Уолтером Бреннаном и Дэниелом Дэй-Льюисом по наибольшему количеству наград за актёрскую работу среди мужчин (но, в отличие от Николсона, Бреннан все свои премии завоевал за роли второго плана).

Каждый раз, когда Николсон выигрывал «Оскар», актриса, исполнявшая главную женскую роль в том же фильме, также получала премию.

Награда Год Категория Фильм Результат
Оскар 1970 Лучшая мужская роль второго плана Беспечный ездок Номинация
1971 Лучшая мужская роль Пять лёгких пьес Номинация
1974 Лучшая мужская роль Последний наряд Номинация
1975 Лучшая мужская роль Китайский квартал Номинация
1976 Лучшая мужская роль Пролетая над гнездом кукушки Победа
1982 Лучшая мужская роль второго плана Красные Номинация
1984 Лучшая мужская роль второго плана Язык нежности Победа
1986 Лучшая мужская роль Честь семьи Прицци Номинация
1988 Лучшая мужская роль Чертополох Номинация
1993 Лучшая мужская роль второго плана Несколько хороших парней Номинация
1998 Лучшая мужская роль Лучше не бывает Победа
2003 Лучшая мужская роль О Шмидте Номинация
BAFTA 1970 Лучшая мужская роль второго плана Беспечный ездок Номинация
1975 Лучшая мужская роль Последний наряд/Китайский квартал Победа
1977 Лучшая мужская роль Пролетая над гнездом кукушки Победа
1983 Лучшая мужская роль второго плана Красные Победа
1990 Лучшая мужская роль второго плана Бэтмен Номинация
2003 Лучшая мужская роль О Шмидте Номинация
2007 Лучшая мужская роль второго плана Отступники Номинация
Золотой глобус 1970 Лучшая мужская роль второго плана Беспечный ездок Номинация
1971 Лучшая мужская роль в драме Пять лёгких пьес Номинация
1972 Лучшая мужская роль в драме Познание плоти Номинация
1974 Лучшая мужская роль в драме Последний наряд Номинация
1975 Лучшая мужская роль в драме Китайский квартал Победа
1976 Лучшая мужская роль в драме Пролетая над гнездом кукушки Победа
1982 Лучшая мужская роль второго плана Красные Номинация
1984 Лучшая мужская роль второго плана Язык нежности Победа
1986 Лучшая мужская роль в комедии или мюзикле Честь семьи Прицци Победа
1988 Лучшая мужская роль в драме Чертополох Номинация
1990 Лучшая мужская роль в комедии или мюзикле Бэтмен Номинация
1993 Лучшая мужская роль второго плана Несколько хороших парней Номинация
Лучшая мужская роль в драме Хоффа Номинация
1998 Лучшая мужская роль в комедии или мюзикле Лучше не бывает Победа
1999 Премия Сесиля Б. Де Милля Победа
2003 Лучшая мужская роль в драме О Шмидте Победа
2004 Лучшая мужская роль в комедии или мюзикле Любовь по правилам и без Номинация
2007 Лучшая мужская роль второго плана Отступники Номинация
Премия Гильдии киноактёров США 1998 Лучшая мужская роль Лучше не бывает Победа
2003 Лучшая мужская роль О Шмидте Номинация

Напишите отзыв о статье "Николсон, Джек"

Примечания

  1. [www.thebiographychannel.co.uk/biographies/jack-nicholson.html Jack Nicholson Biography] (англ.). Bio. Проверено 6 февраля 2012.
  2. [tellyspotting.org/2011/11/09/the-best-michael-caine-not-many-people-know-that/ The best Michael Caine? Not many people know that…] (англ.). TollySpotting. Проверено 6 февраля 2012.
  3. [www.jack-nicholson.info/biography Biography of Jack Nicholson] (англ.). Проверено 6 февраля 2012.
  4. [www.razzies.com/forum/1992-razzie-nominees-winners_topic342.html 1992 RAZZIE® Nominees & "Winners"] (англ.). Razzie Awards. Проверено 28 декабря 2011.
  5. [www.evesmag.com/nicholsoniii.htm Young Jack Nicholson: Auspicious Beginnings] (англ.). Evesmag. Проверено 6 февраля 2012.
  6. 1 2 McDougal, 2008, p. 6.
  7. 1 2 McDougal, 2008, p. 15.
  8. Marx, Arthur. [www.cigaraficionado.com/Cigar/CA_Profiles/People_Profile/0,2540,21,00.html On His Own Terms]. Cigar Aficionado (1995). [www.webcitation.org/69gzClPJj Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
  9. Douglas Edward. Jack: The Great Seducer — The Life and Many Loves of Jack Nicholson. — New York: Harper Collins, 2004. — P. 14. — ISBN 0-06-052047-7.
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 McDougal, 2008, p. 7.
  11. McDougal, 2008, p. 11.
  12. Berliner, Eve. [www.evesmag.com/jackmarriage.htm Marriage certificate of June Nilson and Donald Furcillo]. Young Jack Nicholson: Auspicious Beginnings. Evesmag.com. 2001.
  13. 1 2 3 4 McDougal, 2008, p. 9.
  14. McDougal, 2008, p. 10.
  15. 1 2 3 4 5 6 7 8 McDougal, 2008, p. 16.
  16. 1 2 3 4 5 6 McDougal, 2008, p. 18.
  17. Nicholson, Jack. [njmonthly.com/articles/lifestyle/people/no-getting-away-from-nj.html «No Getting Away From NJ: Hollywood legend Jack Nicholson attempts to elucidate the definitive quality of New Jersey.»], New Jersey Monthly, 15 ноября 2010. Проверено 14 июля 2011.
  18. 1 2 3 4 5 6 McDougal, 2008, p. 17.
  19. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 McDougal, 2008, p. 23.
  20. 1 2 3 4 McDougal, 2008, p. 24.
  21. McDougal, 2008, p. 25.
  22. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 McDougal, 2008, p. 26.
  23. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 McDougal, 2008, p. 27.
  24. 1 2 3 McDougal, 2008, p. 28.
  25. 1 2 McDougal, 2008, p. 29.
  26. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 McDougal, 2008, p. 30.
  27. 1 2 3 4 5 McDougal, 2008, p. 31.
  28. 1 2 3 McDougal, 2008, p. 32.
  29. 1 2 3 4 5 McDougal, 2008, p. 38.
  30. 1 2 3 4 McDougal, 2008, p. 40.
  31. [www.independent.co.uk/arts-entertainment/books/features/forgotten-authors-no-34-john-collier-1689028.html Forgotten authors No. 34: John Collier] (англ.). The Independent. Проверено 11 марта 2012.
  32. 1 2 3 4 5 McDougal, 2008, p. 39.
  33. 1 2 3 4 5 6 7 McDougal, 2008, p. 47.
  34. 1 2 Уилер М. Диксон. [books.google.ru/books?id=YN7x4VAurkYC&pg=PA83&dq=Raven+1963&hl=ru&sa=X&ei=fRCAT7KPKYHptQbZyby1BA&ved=0CFwQ6AEwCA#v=onepage&q=Raven%201963&f=false The Second Century of Cinema: The Past and Future of the Moving Image] (англ.). Проверено 7 апреля 2012.
  35. McDougal, 2008, p. 48.
  36. [www.brightlightsfilm.com/56/cormaniv.htm Nearer My Corman to Thee] (англ.). BrightLights. Проверено 7 апреля 2012.
  37. 1 2 3 4 [www.filmthreat.com/features/38280/ THE BOOTLEG FILES: THE TERROR] (англ.). FilmThreat. Проверено 7 апреля 2012.
  38. Lee Hill — A Grand Guy: The Life and Art of Terry Southern (Bloomsbury, 2001)
  39. Film Comment June 1985
  40. [www.notstarring.com/movies/batman-triumphant Who was considered for Batman Triumphant?] (англ.)
  41. 1 2 Борис Кит. [www.hollywoodreporter.com/news/jack-nicholson-courted-play-robert-390065 Jack Nicholson Courted to Play Robert Downey Jr.'s Father]. The Hollywood Reporter. Проверено 13 ноября 2012.
  42. [lenta.ru/news/2013/03/14/duvall/ Роберт Дювалл станет отцом Дауни-младшего вместо Николсона] (рус.). Lenta.ru (14 марта 2013). Проверено 14 марта 2013.
  43. Джейд Уоткинс. [www.dailymail.co.uk/tvshowbiz/article-2411351/Has-Jack-Nicholson-given-Hollywood-Movie-legend-retires-acting-suffers-memory-loss.html Has Jack Nicholson given up Hollywood? Movie legend 'retires from acting after he suffers from memory loss'] (англ.). Daily Mail (4 сентября 2013). Проверено 4 сентября 2013.
  44. Том Имс. [www.digitalspy.co.uk/showbiz/news/a512718/jack-nicholson-retirement-rumours-denied-reports-are-100-percent-false.html Jack Nicholson retirement rumours denied: 'Reports are 100% false'] (англ.). Digital Spy (4 сентября 2013). Проверено 4 сентября 2013.
  45. Гвен Ихнат. [www.avclub.com/article/howard-hughes-draws-warren-beatty-back-to-the-movi-201488 Hollywood’s rich men lure Warren Beatty out of retirement to play rich man] (англ.). AV Club (25 февраля 2014). Проверено 26 февраля 2014.
  46. фон Странкель, Шелли. Что знаменитости говорят о Джеке Николсоне, Сандэй Таймс (23 июня 2006), стр. 36. Проверено 29 сентября 2009.
  47. Ларри Гетлен. [nypost.com/2013/11/02/jack-nicholson-horndog-for-all-seasons/ Jack Nicholson, horndog for all seasons] (англ.). New York Post (2 ноября 2013). Проверено 8 ноября 2013.
  48. [www.dailymail.co.uk/tvshowbiz/article-2426100/Jack-Nicholson-chronic-drug-user-New-candid-biography-alleges-actor-used-LSD-cocaine-marijuana-early-career.html 'Jack Nicholson was a chronic drug user': New candid biography alleges actor 'took LSD, cocaine, and marijuana in early career'] (англ.). Daily Mail (20 сентября 2013). Проверено 8 ноября 2013.
  49. Данн, Доминик. Наиболее незабываемо — убийство, Vanity Fair (Апрель 2001). Проверено 28 января 2009.
  50. [books.google.com/books?id=FMkTJzvSUqQC Five Easy Decades]
  51. [www.imdb.com/news/wenn/2006-08-09#celeb10 Movie & TV News — WENN] (9 августа 2006) (англ.)
  52. [www.adherents.com/people/pn/Jack_Nicholson.html The Religious Affiliation of Jack Nicholson great American actor] (англ.)
  53. [www.isteve.com/2003_Few_Republicans_in_Hollywood.htm Arnold Schwarzenegger a Rare Republican in Hollywood] (англ.)
  54. [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/3018487.stm Nicholson gets court rage] (англ.)
  55. [www.rottentomatoes.com/news/comments/?entryid=222453 Movie News Columns] (англ.)
  56. McDougal Dennis. [www.amazon.com/dp/0471722464 Five Easy Decades: How Jack Nicholson Became the Biggest Movie Star in Modern Times]. — Wiley, 2007. — P. 8, 278. — ISBN 0-471-72246-4.
  57. [www.independent.co.uk/arts-entertainment/jack-nicholson-loves-him-the-public-adores-him-his-erotic-art-has-made-him-millions-and-his-posters-outsell-van-gogh-and-star-wars-so-why-is-jack-vettriano-so-bitter-1107992.html Jack Vettriano]
  58. [fakty.ua/139698-v-gollivude-sgorel-dom-dzheka-nikolsona-video В Голливуде сгорел дом Джека Николсона]
  59. [rus.newsru.ua/rest/11sep2011/nikolsona.html В Голливуде сгорел дом Джека Николсона. Пострадали двое пожарных]

Литература

  • Деннис Макдугал. Five Easy Decades: How Jack Nicholson Became the Biggest Movie Star in Modern Times. — John Wiley & Sons, 2008.

Ссылки

  • Джек Николсон (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.peoples.ru/art/cinema/actor/nicholson/ Джек Николсон на сайте www.peoples.ru] (рус.)
  • [www.jack-nicholson.info Jack Nicholson Online] (англ.)
  • [www.edu.of.ru/attach/17/43284.doc Федоров А. В. Магия Джека Николсона // Видео-Асс экспресс. 1993. N 22. С.10-15.]
  • [mirovoekino.ru/znamn.php?id=2/ Биография, фото и фильмы Джека Николсона на mirovoekino.ru]

Отрывок, характеризующий Николсон, Джек

– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]