Марвин, Ли

Ли Марвин
Lee Marvin
Имя при рождении:	Lee Marvin
Дата рождения:	19 февраля 1924(1924-02-19)
Место рождения:	Нью-Йорк
Дата смерти:	29 августа 1987(1987-08-29) (63 года)
Место смерти:	Тусон
Профессия:	актёр
Награды:	Оскар (1966) «Золотой глобус» (1966) BAFTA (1966) «Серебряный медведь» (1965)

Ли Марвин (англ. Lee Marvin; 19 февраля 1924, Нью-Йорк — 29 августа 1987, Тусон) — американский киноактёр. Стал знаменитым благодаря своим необычным данным: высокий рост (188 см), белые волосы, низкий «загробный» голос. В начале своей кинокарьеры зарекомендовал себя как актёр второго плана, по большей части ему доставались роли злодеев, солдат и разных «угрюмых парней». После оскароносной работы в фильме «Кэт Баллу» (1965) Ли Марвина стали приглашать на главные роли, более героические и вызывающие сочувствие зрителей.

Биография

Ранние годы

Ли Марвин родился в Нью-Йорке в семье торгового менеджера Ламонта Уолтмена Марвина (Lamont Waltman Marvin) и его жены Кортни Уошингтон Девидж (Courtenay Washington Davidge), работавшей стилистом и консультантом. Ламонт Марвин был прямым потомком сэра Мэттью Марвина (Matthew Marvin), который приехал в Америку из района Great Bentley графства Эссекс в 1635 году и был среди основателей Хартфорда (штат Коннектикут), а Кортни Дэвидж — знаменитого семейства Вашингтонов.

В детстве Ли Марвин учился игре на скрипке. Подростком увлекался охотой: на оленей, пум, диких индеек и куропаток в лесах Эверглейдс, тогда ещё не имевших статуса заповедника".

Война

Марвин оставил школу и поступил в в 4-ю дивизию морской пехоты США, где служил снайпером. Участвовал во Второй мировой войне, в 1944 году был ранен в битве за Сайпан, за восемь месяцев до сражения за Иводзиму. Большинство солдат его взвода погибли. Эта битва навсегда оставила след в его жизни. Ли Марвин получил «Пурпурное сердце» и был комиссован по состоянию здоровья в чине рядового первого класса. Позже распространились слухи, что Марвин служил вместе с телепродюсером и актёром Бобом Кишаном, и они вместе сражались на Иводзиме, что не соответствует действительности.

Кинематограф

После войны Ли Марвин был подсобным рабочим в небольшом общественном театре в северной части Нью-Йорка. Однажды его попросили подменить заболевшего во время репетиций актёра. Так, с должности постоянного резервного дублёра театральных актёров началась его ранняя карьера на подмостках Нью-Йорка.

В 1950 году Ли Марвин переезжает в Голливуд. Он быстро находит себе работу, становится исполнителем ролей второго плана, с самого начала «застолбив» за собой жанр ковбойского и военного кино. Ветеран войны, имеющий награды, Ли Марвин очень убедительно смотрелся в военных драмах и зачастую консультировал режиссёров и партнёров по площадке, как наиболее реалистично изобразить тот или иной эпизод боевых действий, как лучше подобрать костюмы, как правильно обращаться с оружием. Его дебютной работой стал фильм «Теперь ты во флоте» (You’re in the Navy Now, 1951), Ли Марвин исполнил в картине маленькую роль, за которую даже не удостоился упоминания в титрах. В 1952 году Марвин появляется уже в нескольких фильмах, среди которых можно выделить вестерн Дона Сигела «Дуэль на Сильвер-Крик» (Duel at Silver Creek), ещё одну историю про ковбоев Hangman’s Knot и военную драму «Восемь железных мужчин» (Eight Iron Men). В следующем году ему посчастливилось сняться у Фрица Ланга в фильме «Сильная жара» (The Big Heat, 1953), его партнёршей была Глория Грэм, Марвину досталась роль её негодяя-дружка. Ли Марвин запомнился в маленькой роли главаря банды Жуков («The Beetles») в знаменитом фильме «Дикарь» (The Wild One, 1953) с Марлоном Брандо, а также в вестернах Seminole (1953) и «Оружие и ярость» (Gun Fury, 1953). Следующим серьёзным успехом стала роль Гектора в фильме «Плохой день в Блэк Роке» (Bad Day at Black Rock, 1955) со Спенсером Трейси.

В конце 1950-х Марвин постепенно стал переходить на более основательные роли. Яркие работы в фильмах «В атаку» (Attack, 1956) и The Missouri Traveler (1958), главная роль в популярном полицейском телесериале «M Squad» (1957—1960), и имя Ли Марвина зазвучало в полную силу. Один из критиков назвал актёра в роли лейтенанта полиции «несгибаемым, словно гвоздь».

1960-е годы стали поистине звёздными для актёра. Выходят три вестерна «Команчерос» (The Comancheros, 1961), «Человек, который застрелил Либерти Вэланса» (The Man Who Shot Liberty Valance, 1962, роль Либерти Вэланса) и «Риф Донована» (Donovan’s Reef, 1963), в которых Ли Марвин выступает на равных с самим Джоном Уэйном. Его также приглашают в один из эпизодов телесериала Combat! («The Bridge at Chalons» (эпизод 34, сезон 2, миссия 1)), и в знаменитое шоу «Сумеречная зона» (The Twilight Zone: «The Grave», 1961, эпизод 72 и «Steel», 1963, эпизод 122).

Благодаря режиссёру Дону Сигелу, Марвин появился в захватывающей криминальной драме «Убийцы» (The Killers) в роли предельно собранного, делового, не допускающего случайностей киллера, образ которого через тридцать лет будет скопирован Сэмюэлем Л. Джексоном в эпохальном «Криминальном чтиве» Квентина Тарантино. Впервые признание таланта Ли Марвина достигло таких высот. Фильм «Убийцы» также примечателен тем, что в нём единственную за свою кинокарьеру отрицательную роль сыграл будущий президент Соединённых Штатов Рональд Рейган.

В 1965 году карьера Ли Марвина достигает пика, в 1966-м он получил статуэтку «Оскар» как лучший актёр за нетипичную для себя комическую роль в пародийном вестерне «Кэт Баллу» с Джейн Фонда. Последующие картины — «Профессионалы» (The Professionals, 1966) и особенно «Грязная дюжина» (The Dirty Dozen, 1967) — снискали большой зрительский успех и были удостоены множества кинонаград. Работу над очередным фильмом, «Выстрел в упор» (Point Blank, 1967), Ли Марвин полностью контролировал сам. Он пригласил в режиссёрское кресла известного мастера Джона Бурмена, полностью отвечал за сюжет и постановку картины, сам же сыграл главную роль — классического гангстера, живущего по старомодным законам уголовного мира, движимого местью в Лос-Анджелесе 1960-х годов. В 1968 году Марвин продолжил сотрудничество с Бурменом и вместе со звездой японского кино Тосиро Мифунэ появился в фильме «Ад на Тихом океане» (Hell in the Pacific), тепло принятом критиками, но не имевшем большого успеха у публики. В 1969 году вышел музыкальный вестерн «Золото Калифорнии» (точный перевод названия «Раскрась свой фургон» — Paint Your Wagon), песня из него, «Wand'rin' Star», в исполнении Ли Марвина неожиданно заняла первое место в британских чартах и продержалась на нём три недели (март 1970). К этому времени Ли Марвин получал уже по миллиону долларов за фильм, всего на 200 тысяч меньше, чем Пол Ньюман. К финансовой стороне своей работы Ли Марвин относился неоднозначно:

Первые сорок лет своей жизни ты стараешься влезть в этот долбанный бизнес, а следующие сорок лет стараешься из него вылезти. И кому, спрашивается, это всё нужно?

В 1970—1980 годы Ли Марвин исполнял разнообразные роли, «плохих парней» в его фильмографии стало гораздо меньше, чем в начале карьеры. Главные фильмы 1970-х: «Монти Уолш» (Monte Walsh, 1970), «Первичный разрез» (Prime Cut, 1972), «Карманные деньги» (Pocket Money, 1972), «Император Севера» (Emperor of the North Pole, 1973), «Продавец льда грядёт» (The Iceman Cometh, 1973), «Банда Спайкса» (The Spikes Gang, 1974), «Человек клана/Горящий крест» (The Klansman, 1974), «Закричи на дьявола» (Shout at the Devil, 1976), «Великий скаут и кошачий дом по четвергам» (The Great Scout and Cathouse Thursday, 1976) и «Экспресс-лавина» (Avalanche Express, 1978).

Последнюю свою большую роль Ли Марвин сыграл в фильме Сэмюэла Фуллера «Большая красная единица» (The Big Red One, 1980). Затем последовали «Смертельная охота» (Death Hunt, 1981), «Парк Горького» (Gorky Park, 1983), «Облава» (Dog Day, 1984), «Грязная дюжина: Новое задание» (The Dirty Dozen: The Next Mission, 1985). Последний раз Ли Марвин появился на экране в 1986 году в фильме «Подразделение „Дельта“» (The Delta Force), где его партнёром был Чак Норрис.

Личная жизнь

Ли Марвин, отец четверых детей, был дважды женат. Первой его женой стала Бетти Эбелинг (Betty Ebeling), они поженились в феврале 1951 года и прожили вместе 16 лет. Развод был оформлен 5 января 1967 года. В этот период своей жизни Ли Марвин увлекался спортивным рыболовством в Нижней Калифорнии и охотой на уток в районе мексиканской границы (недалеко от Мехикали). Затем, 18 октября 1970 года, Ли Марвин взял в жёны Памелу Фили (Pamela Feeley), с которой прожил всю оставшуюся жизнь. В 1970-е годы Марвин регулярно бывал в австралийском Кэрнсе, где ловил марлинов.

Судебный иск

В 1971 году Марвин был привлечён к суду актрисой Мишель Триола, с которой он долгое время поддерживал отношения (и которая даже стала называть себя Мишель Марвин). Хотя их отношения так и не были оформлены, подруга Марвина потребовала выплаты алиментов согласно законодательству штата Калифорния, как если бы они были женаты. В результате случился крупный скандал, который даже привёл к образованию неологизма «palimony» (составленного из слов pal — приятель, дружок и alimony — алименты). По стечению обстоятельств адвоката, к которому обратилась Мишель Триола, звали Марвин Митчельсон (Marvin М. Mitchelson), и дело тут же окрестили «Марвин против Марвина» (Marvin vs. Marvin) 18 Cal. 3d 660 (1976). Митчельсон и стал автором концепции «palimony» как «брака без обручальных колец», на которой сделал себе имя. В 1979 году Марвина обязали выплатить Триоле 104 тысячи долларов «на реабилитацию», но в основном дело ею было проиграно — суд отказал в удовлетворении иска на половину от заработанных Марвином средств (3.5 млн долларов) за время их отношений (шесть лет). В августе 1981 года была рассмотрена апелляция, и суд пришёл к выводу, что Триола вообще не может претендовать на деньги Марвина, так как между ними не был заключён контракт, который бы обязывал Марвина оказывать поддержку своей гражданской жене в случае прекращения их отношений.

Избранная фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1952	ф	Мы не женаты!	We're Not Married!	Пинки (нет в титрах)
1953	ф	Сильная жара	The Big Heat	Винс Стоун
1953	ф	Дикарь	The Wild One	Чино
1954	ф	Бунт на «Кейне»	The Caine Mutiny	«Фрикаделька»
1955	ф	Плохой день в Блэк Роке	Bad Day at Black Rock	Хектор Дэвид
1955	ф	Жестокая суббота	Violent Saturday	Дилл
1956	ф	Семеро должны умереть	Seven Men from Now	Билл Мастерс
1957	ф	Округ Рэйнтри	Raintree County	Орвилл Перкинс
1962	ф	Человек, который застрелил Либерти Вэланса	The Man Who Shot Liberty Valance	Либерти Вэланс
1963	ф	Риф Донована	Donovan’s Reef	Томас Алоизиус Гилхули
1964	ф	Убийцы	The Killers	Чарли Стром
1965	ф	Кэт Баллу	Cat Ballou	Кид Шеллин / Тим Строн
1965	ф	Корабль дураков	Ship of Fools	Тенни
1966	ф	Профессионалы	The Professionals	Генри «Рико» Фардан
1967	ф	Грязная дюжина	The Dirty Dozen	майор Джон Райсман
1967	ф	Выстрел в упор	Point Blank	Уокер
1968	ф	Ад на Тихом океане	Hell in the Pacific	американский пилот
1972	ф	Первоклассный товар	Prime Cut	Ник Дэвлин
1973	ф	Император Севера	Emperor Of The North	А № 1
1973	ф	Продавец льда грядёт	The Iceman Cometh	Теодор «Хикки» Хикмен
1980	ф	Большая красная единица	The Big Red One	сержант
1983	ф	Парк Горького	Gorky Park	Джек Осборн
1985	тф	Грязная дюжина: Новое задание	The Dirty Dozen: Next Mission	майор Джон Райсман
1986	ф	Отряд «Дельта»	The Delta Force	полковник Ник Александр

Премии и награды

Золотой глобус

• 1970 год

Номинация — Лучшая мужская роль (комедия или мюзикл) («Золото Калифорнии»)

• 1966 год

Лучшая мужская роль (комедия или мюзикл) («Кошка Балу») — победитель.

Берлинский кинофестиваль

• 1965 год

Победитель: Серебряный медведь за лучшую мужскую роль («Кошка Балу»)

BAFTA

• 1966 год

Победитель:

Лучший иностранный актёр («Кошка Балу»)

Лучший иностранный актёр («Убийцы»)

Оскар

• 1966 год

Лучшая мужская роль («Кошка Балу») — победитель.

Отрывок, характеризующий Марвин, Ли

Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.