Джун Хэвер

Джун Хэвер
	Джун Хэвер
	June Haver
	; Студийная фотография 1940-х годов
Дата рождения:	10 июня 1926
Место рождения:	Рок-Айленд, Иллинойс, США
Дата смерти:	4 июля 2005 (79 лет)
Место смерти:	Брентвуд, Калифорния, США
Гражданство:	США
Профессия:	актриса
Карьера:	1941—1987

Джун Хэвер (англ. June Haver; 10 июня 1926(19260610) — 4 июля 2005), имя при рождении — Беверли Джейн Стовенур (англ. Beverly Jane Stovenour ) — американская актриса, звезда мюзиклов студии 20th Century Fox в 40-х годах.

Биография

Детство

Джун Хэвер родилась 10 июня 1926 года в Рок-Айленде, штат Иллинойс. Она была средней из трёх дочерей Фреда и Мэри Стоувнуэр. Старшую сестру звали Дороти, младшую — Эвелин. Сама же будущая актриса при рождении получила имя Беверли Джейн Стовенур. Родители Джун развелись, когда дочери были ещё маленькими. Через некоторое время Мэри Стоувнуэр вышла замуж за Берта Хэвера. Он дал всем девочкам свою фамилию. Вскоре семья переехала в Цинциннати. Там Джун впервые появилась на сцене в постановке местного театра «Полночь в магазин игрушек». Ей было всего шесть лет.

Таинственным образом для Джун нашёлся преподаватель музыки. В детском саду работал педагог, на занятия которого Джун записали без разрешения родителей. Когда же те узнали и услышали как маленькая девочка играет Гайдна, то согласились оплачивать уроки. Вскоре она достигла такого мастерства, что в семилетнем возрасте сыграла с Юджином Гуссенсом и Симфоническим оркестром Цинциннати.

Джун также развивала драматический талант и совершенствовалась в искусстве выступлений на публике В восемь лет она начала брать уроки красноречия и выиграла много соревнований выступлений на публике . Её способности так поражали, что агент MGM, совершая турне по стране, в надежде обнаружить ещё одну Ширли Темпл, пересмотрев выступления 5,000 человек, среди которых была и Джун, предложил ей контракт на главные роли для MGM. Но Мэри Хэвер решила, что для ребёнка главное — нормальное детство. Так первое предложение было отклонено.

Вскоре семья вернулась в Лонг-Айленд. Там одиннадцатилетняя Джун отправилась на местную радиостанцию с предложением сделать новое радио-шоу. Идея заключалась в том, что в этом шоу участвовали бы все талантливые дети города, а Джун была бы ведущей. Владелец заинтересовался, но не был уверен, что найдётся спонсор. Тогда Джун заинтересовала предложением компанию, производящую мороженое. Спонсор был найден. Так, маленькая Джун начала получать в неделю два доллара и неограниченное количество мороженого. За несколько лет шоу стало так популярно, что начало выходить три раза в неделю.

Но с тринадцати лет Джун больше всего хотела стать вокалисткой группы. А когда ей было 15, в соседнее Чикаго наведался известный музыкант Тед Фио Рито. Он услышал Джун Хэвер по радио и вызвал её на прослушивание. Девушка произвела на него такое впечатление, что он сразу же предложил ей 75$ в неделю и место вокалистки на время летних гастролей. Но, так как, Джун была ещё несовершеннолетней, то её во всех поездках должна была сопровождать мать. Тур заканчивался в Калифорнии. Скоро должен был начаться новый учебный год. Мать Джун, Мэри Хэвер, понимая какие горизонты откроет перед её детьми Голливуд, приняла решение всей семьёй переехать в Беверли Хиллз. Там Джун была зачислена в Beverly Hills High School.

В школе Беверли Хиллз она принимала участие в нескольких школьных постановках. А её мать в это время обзванивала все киностудии, расхваливая таланты дочери. Все студии делали предложения, но предпочтение было отдано 20th Century Fox, так как она находилась ближе всех. Но за полгода Джун так и не было предложено ни одной роли. На вопрос её агента в студии ответили, что по состоянию на текущее время, не могут дать ей роль и продолжить контракт. Вначале Джун страшно расстроилась, но потом решила так это не оставлять. Придя на студию, она потребовала хотя бы одну пробную съёмку и получила согласие. Вернувшись домой, она написала собственный сценарий для съёмки, который описывал историю молодого, страдающего от любви, пианиста. Это презентовало её драматические, музыкальные и вокальные данные. Съёмка удалась и контракт был продлён. Но прошло ещё три месяца, прежде чем Джун вызвали на съёмки фильма «Вся банда в сборе».

Карьера

Первой ролью Джун Хэвер стала девушка в хоре в фильме «Вся банда в сборе». В это же время из действующей армии вернулся вице-президент студии 20th Century Fox Дэррил Ф. Занук. Он должен был рассмотреть все действующие контракты, подписанные в его отсутствие. Он обратил внимание на многочисленные таланты Джун и посчитал её возможной преемницей Бетти Грейбл.

Зрители заметят её в следующем фильме — «Дом в Индиане», который вышел в 1944 году.

А успех к ней пришёл в том же, 1944, после роли Мэри О’Брайен в фильме «Ирландские глаза улыбаются», где она играла с Монти Вулли и Энтони Куинном. Джун тогда было восемнадцать лет. Она сразу стала бешено популярна. Её мгновенно возвели в ранг звезды. Один за другим, последовали ещё двенадцать фильмов. «Куда мы отсюда пойдем?», на съёмках которого она познакомилась Фредом МакМюррэем, «Сестрички Долли», где Джун сыграла сестру-близняшку Бетти Грейбл, «Скудда-у! Скудда-эй!», где на съёмочной площадке с ней были Уолтер Бреннан и Натали Вуд.

Несмотря на это было очевидно, что место Бетти Грейбл она не займёт, хотя Джун и называли «Карманной Грейбл». Да и на студии открыли новую звезду — Мэрилин Монро. Она заключила контракт с 20th Century Fox ещё в 1946 году на роли статисток. Так, она появляется в массовке фильма «Скудда-у! Скудда-эй!». А в «Любовном гнездышке» играет одну из главных ролей наряду с Джун.

В 1952 году актриса объявляет, что по истечении контракта уйдёт с экрана, намереваясь стать послушницей в монастыре. Своё слово она сдержала и последний фильм с её участием был снят в 1953 году. Это была комедия «The Girl Next Door», где она сыграла звезду ночного клуба Дженни Лэрд. Её партнёром был Дэн Дэйли.

Джун Хэвер оказалась одной из ярко вспыхнувших и быстро погасших звёзд Голливуда. Её карьера была короткой и не позволила раскрыть всю глубину таланта.

Личная жизнь

В 1947 году, взяв четыре дня отпуска между съёмками, Джун Хэвер вышла замуж в Лас-Вегасе за музыканта Джимми Зито. Позже она признавалась, что решение было импульсивным. И хотя Зито оказался любителем ночных прогулок с друзьями и завсегдатаем баром, брак продержался почти год.

Спустя некоторое время Джун знакомится со стоматологом Джоном Дьюзаком. Он высок, красив и успешен. В 1949 году он сделал актрисе предложение. Но из-за формальностей, связанных с её предыдущим браком, сразу пожениться они не смогли.
Вскоре Дьюзак тяжело заболел и умер во время операции 30 октября 1949 года. Джун была потрясена. Будучи совершенно опустошенной, решила искать утешение в религии. В 1950 году актриса совершает паломничество в Ватикан и решает принять послушничество после окончания контракта со студией.

После выхода последнего фильма Джун Хэвер удалилась в монастырь сестёр милосердия в Канзасе. Но слабое здоровье не позволило ей долго соблюдать монастырские правила. Через восемь месяцев она возвратилась домой, дав перед этим обет вернуться в монастырь, как только сможет. Но судьба распорядилась иначе. В Голливуде она встретила Фреда Макмюррэя, знакомого по фильму «Куда мы отсюда пойдем?», который совсем недавно овдовел и остался с двумя детьми.

Хэвер и Макмюррэй поженились в 28 июня 1954 года и счастливо прожили вместе тридцать семь лет. У Макмюррэя было двое приёмных детей от первого брака — сын Роберт и дочь Сьюзен. Вместе с Хэвер они удочерили ещё двух девочек — Кэтрин и Лори. Последний раз на экране Джун Хэвер появилась в 1959 году. После этого она нашла себя как дизайнер интерьеров.

Фред Макмюррэй умер в возрасте 83 лет, 5 ноября 1991 года. Её самой не стало 4 июля 2005 года. У Джун осталось четверо детей, семь внуков и четверо правнуков.

Избранная фильмография

Вся банда в сборе (1943) — девушка из хора
Дом в Индиане (1944) — «Кри-Кри» Брюс
Ирландские глаза улыбаются (1944) — Мэри О’Брайен
Куда мы отсюда пойдем? (1945) — Люсиль Пауэлл/Гретхен/Индиан
Сестрички Долли (1945) — Рози
Три девочки в голубом (1946) — Пэм Чартерс
Скудда-у! Скудда-эй! (1948) — Рэд МакГилл
Любовное гнездышко (1951) — Конни Скотт

Интересные факты

Первые два фильма Джун были дебютными также для актрисы Джинн Крейн.
Джун Хэвер имеет звезду на Голливудской аллее славы № 1777.

Напишите отзыв о статье "Джун Хэвер"

Ссылки

[web.archive.org/web/20000303203646/www.geocities.com/Hollywood/Hills/2440/index-b.html Джун Хэвер (англ.)]
[www.kinopoisk.ru/level/4/people/208410/#herself-dec-1960 Джун Хэвер на Кинопоиск Ру]
[www2.powercom.net/~fredmac/jn.html Биография Джун Хэвер (англ.) ]
[www.fanpix.net/gallery/june-haver-pictures.htm Фотогалерея Джун Хэвер ]
[www.moviegoods.com/movie_poster/june_haver_1926.htm Постеры с Джун Хэвер ]

Отрывок, характеризующий Джун Хэвер

Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.

Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.