Макмюррей, Фред

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фред Макмюррей
Fred MacMurray

Фред Макмюррей в фильме «Двойная страховка» (1944)
Имя при рождении:

Фредрик Мартин Макмюррей

Дата рождения:

30 августа 1908(1908-08-30)

Место рождения:

Канкаки, Иллинойс, США

Дата смерти:

5 ноября 1991(1991-11-05) (83 года)

Место смерти:

Санта-Моника, Калифорния, США

Профессия:

актёр

Карьера:

19291978

Фред Макмюррей (Макма́рри) (англ. Fred MacMurray, 30 августа 1908 — 5 ноября 1991) — американский актёр.





Ранние годы

Фредрик Мартин Макмюррей родился 30 августа 1908 года на северо-востоке штата Иллинойс в семье скрипача Фредерика Макмюррея и его жены Малеты Мартин. В 1911 году его родители развелись, и мать забрала маленького Фреда в Висконсин, в свой родной город Бивер-Дэм. Посещая Beaver Dam High School, Фред вскоре стал спортивной звездой, так как превосходно играл в футбол, бейсбол и баскетбол. Благодаря своим спортивным способностям, он и получил стипендию в Колледже Кэррола в Ваукеше. В колледже МакМюррей стал больше времени уделять музыке и играл на саксофоне сразу в нескольких местных группах. Ещё в школе он овладел игрой на фортепиано, гитаре и саксофоне. Но однажды был застигнут на крыше колледжа, когда играл с товарищами в покер и был исключён из учебного заведения. Более года Фред играл в оркестре Чикаго. Затем присоединился к оркестру в Голливуде, где некоторое время сотрудничал с Гасом Арнхеймом, и даже записал свою песню «If I Had A Talking Picture Of You». В 1929 году дебютировал в кино в массовке фильма «Girls Gone Wild».

Карьера актёра

Дебют Фреда Макмюррея в кино состоялся в 1929 году в драме «Girls Gone Wild». Всего за тот год Макмюррей снялся в трёх фильмах, он появлялся либо в массовке, либо в незначительных ролях и его имя в титрах не значилось. Среди них участие в драме «Тигровая роза» с Монти Блю и Лупе Велес в главных ролях. После этого Макмюррей на шесть лет оставил кинематограф.

15 октября 1930 года Фред Макмюррей впервые выступил на театральной сцене в Selwyn Theatre. Это было ревю на два акта под названием «Трое — это толпа». В главных ролях там блистали известный комик Фред Аллен и его партнёрша Джоан Климент. Всего было дано 272 представления. Спектакль с успехом шёл до июня 1931 года.

Следующим выступлением на Бродвее стала роль в музыкальной комедии «Роберта», премьера которой состоялась 18 ноября 1933 года. Вместе с Макмюрреем на вторых ролях были также задействованы Сидни Гринстрит, Боб Хоуп и Лилиан Ламонт, которая стала первой женой Фреда. Эта комедия на музыку Джерома Керна выдержала почти 300 представлений. По окончании выступлений МакМюррей подписал контракт с Paramount Pictures.

До начала съёмок в одном из фильмов Paramount, Фред Макмюррей успел сняться в главной мужской роли в мелодраме «Grand Old Girl» студии RKO Radio Pictures. Первым же его фильмом с Paramount Pictures стала мелодраматическая комедия 1935 года «The Gilded Lily». Партнёршей Фреда стала сама Клодетт Колбер, перед этим снявшаяся в фильме «Это случилось однажды ночью», за который ей будет присуждён «Оскар» через месяц после премьеры «The Gilded Lily». Следующим совместным фильмом МакМюррея и Колбер стала комедия «Невеста возвращается домой».

Всего же за первый год съёмок у Paramount Макмюррей снялся в шести фильмах. Его партнёршами, кроме Клодетт Колбер, были Кэтрин Хепберн, Кэрол Ломбард, Энн Шеридан и Мэдж Эванс.

Первым фильмом 1936 года для Фреда Макмюррея стала картина «Тропинка одинокой сосны». Это был первый цветной фильм, полностью снятый не в студии. Макмюррей играет инженера, приехавшего строить железную дорогу в горах Кентукки. Вместе с этим, он пытается образумить два враждующих клана, много лет живущих по законам мести. Одну из главных ролей в фильме сыграл Генри Фонда. Затем последовали «Принцесса пересекает океан», «Техасские рейнджеры» и «Тринадцать часов самолётом». Среди ролей актёра в 1930-е следует отметить мелодраму «Приглашение к счастью» с Ирен Данн, мюзикл «Sing You Sinners», где Фред Макмюррей, Бинг Кросби и Дональд О’Коннор играют трёх братьев с совершенно различными характерами, драму «Exclusive» с ярко блеснувшей звездой 30-х Фрэнсис Фармер и комедию «Чистосердечное признание», где Макмюррей сыграл адвоката, совершенно не умеющего лгать, который вынужден защищать в суде собственную супругу (её сыграла Кэрол Ломбард).

В 1940-е Фред Макмюррей сыграл свои самые известные роли. Среди них командир эскадрильи Джо Блейк из фильма «Пикирующий бомбардировщик», повествующего о работе военно-морских медиков и летчиков США, Кори Макбейн из мелодрамы «Так хочет леди», где снялась и Марлен Дитрих, профессор Ричард Майлз в триллере «Вне подозрений» и, конечно же, Уолтер Нефф из «Двойной страховки».

Фильм-нуар «Двойная страховка» режиссёра Билли Уайлдера стала одной из самых нашумевших картин 1940-х годов и принесла бешеную популярность актёрам. Фильм выдвигался на «Оскар» в семи номинациях, но не выиграл ни одной. Само его название носило провокационный характер. «Двойная страховка» — это традиционный для страховых полисов тех лет пункт, гарантирующий выплаты в двойном размере, если застрахованный погибает от маловероятного несчастного случая.

В 1945 году актёр сыграл главную роль в мюзикле «Куда мы отсюда пойдем?». На съёмках он познакомился с девятнадцатилетней Джун Хэвер, которая через несколько лет станет его второй женой. Далее был успех комедийной картины «Яйцо и я» (1947), в этом фильме он снялся вместе с Клодет Колберт. Фильм был одним из крупнейших хитов года, а затембыл признан в составе 12 самых прибыльных фильмов 1940-х годов.

В 1950-х самым известным фильмом Макмюррея стал «Бунт на «Кейне»». Экранизация романа Германа Воука также заработала семь номинаций на «Оскар». Действие романа разворачивается на военном эсминце во время Второй мировой войны. Происходит беспрецедентный случай в истории флота Соединённых Штатов. Капитан судна устранён с поста в результате мятежа. Команда начала подозревать его в психическом расстройстве, он вынужден давать показания.

В 1960 году Фред Макмюррей сыграл Джеффа Шелдрейка в мелодраме «Квартира». Актёр смог передать всю сложность характера главного героя, где, с одной стороны, он — большой босс, пользующийся квартирой своего служащего для встреч с любовницей, с другой — нежный отец, понимающий супруг, хоть и скрывающий грешки и честно благодарящий за услуги начальник.

В конце 1960-х — начале 70-х Фред снимается в основном на телевидении. Одной из главных его ролей того периода стал Стив Дуглас в сериале «Три моих сына».

Последним фильмом для актёра стал фильм ужасов «Рой» 1978 года. По сюжету учёные и военные объединяют усилия, чтобы остановить смертельно опасный рой африканских пчёл, направляющийся к Хьюстону. В ленте снялись многие мировые звёзды кинематографа, среди них Майкл Кейн, Ричард Чемберлен, Оливия Де Хэвиллэнд, Генри Фонда, Хосе Феррер.

Жизнь вне кино

20 июня 1936 года Фред Макмюррей женился на Лилиан Ламонт, танцовщице, с которой познакомился на репетициях в театре. Пара прожила вместе семнадцать лет, до самой смерти Лилиан. Супруги усыновили двоих детей, девочку Сьюзен в 1943, а через два года — мальчика, которого назвали Роберт.

После смерти жены в 1953 году Макмюррей остался один с двумя детьми. Случайно, он встретил вернувшуюся ненадолго в Голливуд актрису Джун Хэвер, давшую обет вернуться в монастырь как только сможет. Они встретились на съёмках мюзикла «Куда мы отсюда пойдем?», и теперь Фред решил продолжить знакомство.

Джун и Фред поженились 28 июня 1954 года. Джун оставила кино, Фред продолжал сниматься. Через два года после свадьбы они удочерили двух девочек — Кэтрин и Лори.

Во второй половине 1960-х актёр меньше снимается и большую часть времени проводит с семьёй на ранчо. Там было оборудовано специальное поле для гольфа, так как эта спортивная игра была основным хобби для Фреда.

МакМюррей был также активным сторонником Республиканской партии. В 1968 он даже присоединился к агитации за Ричарда Никсона.

Фред Макмюррей и Джун Хэвер прожили вместе тридцать семь лет. Он умер 5 ноября 1991 года от пневмонии. Она пережила его на тринадцать с половиной лет.

Фред Макмюррей похоронен на Кладбище Святого креста в Калвер-сити в мавзолее D1, зал 7.

Избранная фильмография

Интересные факты

Напишите отзыв о статье "Макмюррей, Фред"

Ссылки

  • [www.wisconsinhistory.org/museum/artifacts/archives/003715.asp Висконсинский исторический музей. Фред МакМюррей (англ.)]
  • [news.google.com/newspapers?nid=1368&dat=19870610&id=79wVAAAAIBAJ&sjid=hBIEAAAAIBAJ&pg=5648,3188332 Статья в «The Milwaukee Sentinel» от 10 июня 1987 года о Фреде МакМюррее (англ.)]
  • [www.quotelucy.com/quotes/fred-macmurray-quotes.html Цитаты Фреда МакМюррея]
  • [www.allstarpics.net/pic-gallery/fred-macmurray-pics.htm Фотогалерея Фреда МакМюррея]
  • [www.fanpix.net/gallery/fred-macmurray-pictures.htm Фотогалерея Фреда МакМюррея]
  • [video.google.com/videosearch?hl=ru&q=Fred+MacMurray&um=1&ie=UTF-8&ei=SZRSSsbyBYuknQOy0bmVCQ&sa=X&oi=video_result_group&ct=title&resnum=8# Видео. Фред МакМюррей]
  • [people.famouswhy.com/fred_macmurray Видео с Фредом МакМюрреем]

Отрывок, характеризующий Макмюррей, Фред

– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.