Шарко, Николай Филиппович

Николай Филиппович Шарко
Дата рождения	2 января 1924(1924-01-02)
Место рождения	деревня Маковчицы, Дзержинский район, Минская область
Дата смерти	4 июля 1997(1997-07-04) (73 года)
Место смерти	Минск, Беларусь
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1942—1945
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Филиппович Шарко (1924—1997) — капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).

Биография

Николай Шарко родился 2 января 1924 года в деревне Маковчицы (ныне — Дзержинский район Минской области Белоруссии). После окончания восьми классов школы и школы фабрично-заводского ученичества в Ленинграде работал на железной дороге в Куйбышевской области. В июле 1942 года Шарко был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. В 1943 году он окончил 2-е Куйбышевское пехотное училище. С апреля того же года — на фронтах Великой Отечественной войны. Принимал участие в боях на 3-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах. К январю 1945 года гвардии капитан Николай Шарко командовал стрелковой ротой 244-го гвардейского стрелкового полка 82-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта. Отличился во время Висло-Одерской операции.

14 января 1945 года Шарко поднял в атаку свою ротой и захватил две немецкие траншеи, взяв в плен 14 солдат противника и захватив более 50 пулемётов. 16 января в бою за населённый пункт Нове-Място, когда противник предпринял атаку силами 2 БТР, 4 автомашин и 60 солдат и офицеров, рота Шарко успешно отразила её. 21 января 1945 года в бою за населённый пункт Гловно рота Шарко разгромила немецкую колонну, взяв в плен большое количество солдат и офицеров противника.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» гвардии капитан Николай Шарко был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Во время штурма Берлина Шарко получил тяжёлое ранение, лишившись ноги. После окончания войны он был уволен из рядов Вооружённых Сил. Проживал в Минске. Окончил Республиканскую партшколу при ЦК КП Белорусской ССР и Минский педагогический институт. Работал в ПО «Горизонт», затем в органах социального обеспечения. Являлся председателем Центрального Правления Белорусского общества глухих.

Скончался 4 июля 1997 года, похоронен на Восточном кладбище Минска.

Заслуженный работник социального обеспечения Белорусской ССР, Почётный гражданин Дзержинского района Минской области. Был также награждён орденом Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Красной Звезды и «Знак Почёта», рядом медалей.

В честь Н. Ф. Шарко названы Республиканский дворец культуры Общественного объединения «Белорусское общество глухих» и улица в Дзержинске.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• «…Там Беларуси выше всей земля Дзержинщины моей…» Минск, 1999.
• Высоцкий Н. И. Ветераны. Дзержинск, 2010.
• Дзержинск 860 лет / ред. Е. В. Филипчик. Минск, 2006.
• Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984.
• Памяць: гісторыка-дакументальная хроніка Дзяржынскага раёна. Минск, 2004.
• Подвиг во имя Родины. Книга 3. Куйбышев, 1975.

Отрывок, характеризующий Шарко, Николай Филиппович

В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.