Ши Пэйпу
| Ши Пэйпу | |
| 時佩璞 | |
 | |
| Род деятельности: |
оперный певец, разведчик |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Ши Пэйпу (кит. трад. 時佩璞, упр. 时佩璞, пиньинь: Shí Pèipú; 21 декабря 1938, Куньмин, Китайская республика — 30 июня 2009,[1] Париж, Франция) — китайский оперный певец и шпион.
Биография
Отец Ши Пэйпу был преподавателем в училище; мать работала учительницей. Вместе с ним в семье росли две старшие сестры. Ши вырос в юньнаньском Куньмине, где выучил французский язык и окончил Куньминский университет со степенью по литературе. К 17 годам Ши приобрёл некоторую известность также и как артист Пекинской оперы; в 20 лет написал несколько пьес на пролетарскую тематику, был членом Союза писателей Пекина.[2]
На рождественском празднике 1964 года Ши познакомился с двадцатилетним французским дипломатом Бернаром Бурсико (фр. Bernard Boursicot), сотрудником только что открывшегося в Пекине французского посольства. Позже, нанявшись преподавать китайский язык членам семей работников посольства, Ши рассказал Бурсико, что он был якобы певицей Пекинской оперы, вынужденной наряжаться в мужское платье из-за желания её отца иметь сына. У них начался роман, а затем и мимолётные сексуальные отношения, в течение которых Бурсико сохранял уверенность, что имеет дело с женщиной, списывая «скромность» Ши в отношении собственного тела на особенности китайского воспитания.[3] В декабре 1965 года Ши заявил Бурсико о своей «беременности». В ходе одной из их последовавших редких встреч Ши рассказал ему, что якобы родившийся мальчик отослан, из-за начавшейся Культурной революции, в некое безопасное место на границе с СССР. Через четыре года Ши представил Бурсико этого «сына», в действительности купленного им у некоего врача из Синьцзяна. В последующее десятилетие свидания Ши и Бурсико стали эпизодическими в связи с назначениями Бурсико на другие должности во французских посольствах в Азии.
Когда об отношениях Ши и Бурсико узнали спецслужбы КНР, они потребовали от Бурсико передавать им посольскую документацию. Всего за время службы Бурсико в Пекине в 1969—1972 и в Улан-Баторе (МНР) в 1977—1979 годах им было передано более 500 документов.[3]
После отставки Бурсико в 1979 году он вернулся во Францию, однако в 1982 году смог оформить визу и переезд в Париж и Ши вместе со своим шестнадцатилетним «сыном»-уйгуром. Это обстоятельство привлекло внимание французской контрразведки, и 30 июня 1983 года Бурсико и Ши были арестованы по подозрению в шпионаже в пользу Китая.[2] Бурсико признал факт передачи документов, оправдывая это тем, что лишь так он мог сохранить жизнь «матери своего сына». Узнав наконец об истинном поле Ши, Бурсико до последнего момента отказывался в это верить, а убедившись, совершил неудачную попытку самоубийства. В ходе следствия Ши Пэйпу заявлял, что не скрывал свой пол намеренно, и не рассказал о нём Бурсико лишь потому, что тот не спрашивал.[3] Относительно причастности к шпионажу он говорил следующее:
|
Я не знал, что мой друг Бернар Бурсико передавал документы китайским властям, и особенно некоему человеку по фамилии Кань, с которым он встречался в моём пекинском доме в моё отсутствие и без моего ведома. Наверное, он встречался с ним, а тот рассказывал ему о Председателе Мао. | 
|
История стала достоянием французской прессы. В 1986 году Ши и Бурсико были приговорены к 6 годам заключения за шпионаж.[3] В апреле 1987 года Ши был помилован «из-за глупости и незначительности дела» президентом Миттераном в ходе предпринимавшихся попыток наладить взаимоотношения с КНР.[2] В качестве примера незначительности материалов приводилось в пример переданное сообщение о том, что, например, улан-баторский Драматический театр ставит «Кармен» и нуждается в художниках и костюмерах. После своего освобождения Ши остался в Париже и пел в опере. Скончался 30 июня 2009 года.
В искусстве
В 1988 году американский драматург Д. Г. Хван написал пьесу «М. Баттерфляй» (англ. M. Butterfly), отсылающую к «Мадам Баттерфляй» Пуччини, в которой Сунь Лилинь, китайский оперный певец и шпион, воплощает судьбу Ши.[3] В российском спектакле по этой пьесе, поставленном в 1992 году Романом Виктюком, главную роль сыграл оперный певец Эрик Курмангалиев. В 1993 году Дэвид Кроненберг экранизировал эту пьесу («М. Баттерфляй»); в главной роли — Дж. Лоун.
Напишите отзыв о статье "Ши Пэйпу"
Примечания
- ↑ [www.telegraph.co.uk/news/obituaries/5735335/Shi-Pei-Pu.html Shi Pei Pu - Telegraph], London: telegraph.co.uk (July 3, 2009). Проверено 16 июля 2009.
- ↑ 1 2 3 Wadler J. [www.nytimes.com/1993/08/15/magazine/the-true-story-of-m-butterfly-the-spy-who-fell-in-love-with-a-shadow.html «The True Story of M. Butterfly; The Spy Who Fell in Love With a Shadow»], The New York Times, August 15, 1993. Accessed July 2, 2009.
- ↑ 1 2 3 4 5 Wadler, Joyce. [www.nytimes.com/2009/07/02/world/asia/02shi.html «Shi Pei Pu, Singer, Spy and ‘M. Butterfly,’ Dies at 70»], The New York Times, July 1, 2009. Accessed July 2, 2009.
Отрывок, характеризующий Ши Пэйпу
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
