Шопокова, Керимбюбю

Керимбюбю Шопокова
кирг. Керимбүбү Шопокова
Дата рождения:	6 (19) декабря 1917(1917-12-19)
Место рождения:	село Сокулук, Пишпекский уезд, Семиреченская область, РСФСР
Гражданство:	СССР СССР → Киргизия Киргизия
Дата смерти:	23 декабря 2013(2013-12-23) (96 лет)
Место смерти:	село Шалта, Сокулукский район, Чуйская область, Республика Кыргызстан
Супруг:	Дуйшенкул Шопоков
Дети:	дочь Сагынбюбю
Награды и премии:

Керимбюбю́ Шопо́кова (кирг. Керимбүбү Шопокова; 1917—2013) — советский работник сельского хозяйства, свекловод, Герой Социалистического Труда (1957).

Биография

Родилась 19 декабря (6 декабря - по старому стилю) 1917 года в селе Сокулук Пишпекского уезда Семиреченской области РСФСР (ныне Сокулукского района Чуйской области Киргизии) в семье крестьянина-бедняка.

Керимбюбю не исполнилось и одного года, когда умер отец, и в 13 лет девочка осталась круглой сиротой. Воспитывал Керимбюбю родной дядя Сарын.

Встретив Дуйшенкула, она полюбила его, и вскоре молодые стали мужем и женой. Молодая семья вступила во вновь организованный колхоз. В середине 1930-х годов в республике появляются первые тракторы. Одним из первых трактористов в Сокулукском (в те годы Кагановичском) районе становится Дуйшенкул. Керимбюбю работала на колхозном поле, выращивала свёклу. В 1941 году, когда ушёл на фронт её муж, Керимбюбю возглавила звено свекловичниц в колхозе (который впоследствии стал носить его имя — Дуйшенкула Шопокова).

Дуйшенкул Шопоков погиб в 1941 году и первым из киргизов возглавил список героев войны. А вдова Героя на собрании комсомольцев и молодёжи колхоза первой внесла денежный вклад на строительство тяжёлого танка, названного «Дуйшенкул Шопоков». Через пять лет после гибели Дуйшенкула она получила первый орден — Трудового Красного Знамени, через год — орден Ленина.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1957 года, за выдающиеся успехи, достигнутые в деле увеличения производства сахарной свёклы, хлопка и продуктов животноводства, широкое применение достижений науки и передового опыта в возделывании хлопчатника, сахарной свёклы и получение высоких и устойчивых урожаев этих культур Керимбюбю Шопоковой присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой звезды «Серп и Молот». Высшие награды были вручены первым руководителем государства Н. С. Хрущёв в Кремле.

Шопокову неоднократно избирали депутатом Верховного Совета СССР и Верховного Совета Киргизской ССР.

Член КПСС с 1944 года. Она являлась делегатом ХХI—XXIII съездов КПСС и III Всесоюзного съезда колхозников.

Умерла 23 декабря 2013 года на 97-м году жизни.

Награды

• Герой Социалистического Труда (1957).
• Награждена орденами Ленина (1947, 1957) и орденом Трудового Красного Знамени (1946).
• В 1997 году Указом Президента Кыргызской Республики была награждена орденом «Манас» II степени.

В искусстве

Керимбюбю Шопокова стала действующим лицом в опере Газизы Жубановой «Москва за нами» («Двадцать восемь)», посвящённой подвигу 28 героев-панфиловцев. Первой исполнительницей её партии была певица Бибигуль Тулегенова.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=14395 Шопокова, Керимбюбю]. Сайт «Герои Страны».

• [www.literatura.kg/uploads/bekturganova_docheri_zemli_kyrgyzskoj.pdf Дочери земли Кыргызской]
• [www.centrasia.ru/person2.php?&st=1066459155 Шопокова Керимбюбю]
• [nglib.ru/book_view.jsp?idn=002419&page=601&format=free Материалы 21 съезда КПСС (внеочередной). Стенографический отчет.]
• kyrgyzstan.russiaregionpress.ru/archives/428 К. Бакиев встретился с Керимбюбю Шопоковой // Новости регионов. Кыргызстан. — 07.05.2009.

Отрывок, характеризующий Шопокова, Керимбюбю

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.