Яковлев, Николай Феофанович

Николай Феофанович Яковлев
Дата рождения:	10 (22) мая 1892(1892-05-22)
Место рождения:	хутор Булгурино, Область Войска Донского
Дата смерти:	30 декабря 1974(1974-12-30) (82 года)
Место смерти:	Москва
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	лингвистика
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	МГУ
Научный руководитель:	Ф. Ф. Фортунатов
Известен как:	создатель алфавитов
Награды и премии:

Никола́й Феофа́нович Я́ковлев (10 (22) мая 1892 — 30 декабря 1974) — советский лингвист-кавказовед, фонолог и социолингвист, активный участник языкового строительства и борьбы с безграмотностью в 1920—1930-е годы. Первым предложил определение фонемы как собственно лингвистической единицы (1923).

Биография

Родился в дворянской казачьей семье на хуторе Булгурино Области войска Донского, ныне Еланский район Волгоградской области. Окончил Первую Московскую гимназию с золотой медалью, затем Московский университет (1916), ученик Ф. Ф. Фортунатова. Один из основателей и руководителей Московского лингвистического кружка.

В ноябре 1917 участвовал в захвате власти большевиками в Москве, вступил в РКП(б). Заведующий отделом печати Военно-революционного комитета в Москве, закрыл газету «Русские ведомости». В конце 1918 решил вернуться к научной деятельности, для чего ему пришлось сдать партбилет. Позже пытался вновь вступить в партию, но неудачно.

Во время гражданской войны мать Яковлева Александру Константиновну крестьяне закопали живьём в землю. Брат Павел воевал на стороне белых и эвакуировался в Турцию.

С 1920 по инициативе А. А. Шахматова ежегодно возглавлял экспедиции для изучения языков Северного Кавказа и Дагестана. В экспедициях принимал участие также Лев Иванович Жирков.

Председатель Технографической комиссии Всесоюзного центрального комитета нового алфавита (ВЦКНА), занимавшегося разработкой алфавитов для бесписьменных (или имеющих арабицу) языков СССР (принимал также участие в комиссии по латинизации русского письма). Разработал математическую формулу алфавита в соответствии с фонологической системой языка. Ему принадлежит известное определение создателей алфавитов (таких, как Ульфила, Месроп Маштоц, Кирилл и Мефодий) как «стихийных фонологов». Предложил диграфы и вспомогательные знаки для письменности кавказских языков (написания вида къ, кI). Автор работ по описанию языков Кавказа.

В 30-е годы частично перешёл на позиции марризма.

Профессор Московского института востоковедения (1946), Военного института иностранных языков, доктор филологических наук (1947). Сотрудник Института языка и мышления (с 1936), в 1942—1950 заведующий сектором кавказских языков этого института.

После разгрома марризма Сталиным в 1950 Яковлев был уволен со всех мест работы и заболел психически, прожив в таком состоянии больше 20 лет.

Внучка Н. Ф. Яковлева — писательница Людмила Петрушевская.

Научные работы

• Таблицы фонетики кабардинского языка. М., 1923 (фонологическая часть перепечатана в журнале «Вопросы языкознания», 1983, № 6, с. 128—134)
• Ингуши, М. — Л., 1925;
• Материалы для кабардинского словаря, М., 1927
• Краткая грамматика адыгейского (кяхского) языка для школы и самообразования. 1930 г. (в соавторстве с Д. А. Ашхамаф)
• Синтаксис чеченского литературного языка, М. — Л., 1940;
• Грамматика адыгейского языка. Совместно с Д. А. Ашхамаф. 1941.
• Грамматика литературного кабардино-черкесского языка, М. — Л., 1948.

Награды

• орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)

Литература

• Алпатов В. М. Москва лингвистическая / Научный совет РАН по изучению и охране культурного и природного наследия. — М.: Изд-во Института иностранных языков, 2001. — С. 30—34. — 104 с. — (Природное и культурное наследие Москвы). — 500 экз. — ISBN 5-88966-028-4.
• Алпатов В. М. Яковлев Николай Феофанович // [inion.ru/files/File/2003_otech_lingvis_3.pdf Отечественные лингвисты XX в. Ч. 3: Т — Я] / отв. ред. Ф. М. Березин. — М.: ИНИОН РАН, 2003. — С. 148—157.
• Людмила Петрушевская. Маленькая девочка из «Метрополя»

Ссылки

• [www2.unil.ch/slav/ling/recherche/ENCYCL%20LING%20RU/JAKOVLEV/Jakovlev-photo.html Фото]
• [www2.unil.ch/slav/ling/textes/Jakovlev30a.html «За латинизацию русского алфавита», Культура и письменность востока, кн. 6, 1930, Н. Ф. Яковлев]

Отрывок, характеризующий Яковлев, Николай Феофанович

– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.