2-й Вирджинский пехотный полк

2-й Вирджинский добровольческий пехотный полк
флаг Вирджинии 1861
Годы существования	1861—1865 гг.
Страна	КША КША
Входит в	Бригада каменной стены
Тип	Пехота
Численность	320 чел. (1862) 333 человек (1863)
Прозвище	"The Innocent Second"
Командиры
Известные командиры	Джеймс Аллен

2-й Вирджинский пехотный полк (англ. The 2nd Virginia Volunteer Infantry Regiment) — пехотный полк армии Конфедерации, набранный в западных округах штата Вирджиния во время Гражданской войны в США. Он сражался почти исключительно в составе Северовирджинской армии, как один из полков «Бригады каменной стены».

Формирование

2-й Вирджинский полк был набран в Чарльзтауне в апреле 1861 года. Его роты набирались в округах Кларк, Фредерик, Флойд, Джефферсон и Беркли. Полк был сразу же послан в Харперс-Ферри на захват федерального арсенала. В июле полк был принят на службу в армию Конфедерации. Его командиром стал полковник Джеймс Аллен (выпускник Вирджинского Военного Института 1849 года), подполковником — Френсис Лакланд, майором — Лоусон Боттс.

Полк имел следующий ротный состав:

• Рота A (Jefferson Guards) — округ Джефферсон
• Рота B (Hamtramck Gurds) — округ Джефферсон
• Рота C (Nelson Rifles) — округ Кларк
• Рота D (Berkeley Border Guards) — округ Беркли
• Рота E (Hedgesville Blues) — округ Беркли
• Рота F (Winchester Riflemen) — округ Фредерик
• Рота G (Botts Greys) — округ Джефферсон
• Рота H (Letcher Riflemen) — округ Джефферсон
• Рота I (Clarke Rifles) — округ Кларк
• Рота K (Floyd Guards) — округ Джефферсон

Боевой путь

1 июня полк был официально оформлен как 2-й Вирджинский и включен в 1-ю бригаду армии Шенандоа, которой командовал Томас Джексон. 8 июня полк был официально принят на службу в армию Конфедерации.

Когда федеральная армия начала Манасасскую кампанию, полк покинул Харперс-Фери (15 июня) и отступил к Банкер-Хилл. 2 июля он участвовал в сражении при Фоллин-Уотерс, после которого отступил в Винчестер. Когда было решено перебросить бригаду Джексона к Манассасу, полк покинул Винчестер (18 июля), 19 июля погрузился в поезд на станции Пьедмонт и в конце дня прибыл на позиции армии под Манассасом.

21 июля полк сражался в первом сражении при Бул-Ране, участвуя в бою за холм Генри. После сражения стоял под Сентервиллом. 14 сентября подполковник Лакланд умер от пневмонии. Майор Боттс стал полковником, а адъютант Джексона, Френсис Джонс, стал майором.

7 ноября полк был переведен в долину Шенандоа, 13 ноября он прибыл в Вичестер и встал лагерем к северу от города в Кэмп-Стивенсон. 14 ноября командование бригадой принял Ричард Гарнетт.

16 — 21 декабря полк участвовал в диверсии против дамбы № 5 на реке Потомак.

В январе полк участвовал в экспедиции в Ромни. Он выступил из Винчестера 1 января в 05:00 и 4 января прибыл в Бат. С 14 по 19 января полк стоял в Ромни, затем был возвращён в Винчестер и выведен на зимние квартиры в Кэмп-Зеликопфер. 12 марта, когда генерал Бэнкс начал наступление в долине Шенандоа (Кампания в долине Шенандоа), полк отступил к Монт-Джексон.

23 марта полк участвовал в в первом сражении при Кернстауне. К началу сражения в полку числилось 320 человек, из которых было потеряно 6 убитыми, 33 ранеными, и 50 пропавшими без вести. После сражения армия отступила к Ньютону. 1 апреля Джексон отстранил Гарнетта от командования бригадой и назначил вместо него Чарльза Уиндера.

21 — 23 апреля полк был реорганизован. Рядовые записались на 3 года службы и переизбрали офицеров. Полковник Аллен был переизбран в полковники.

8 мая полк находился на поле боя сражения при Макдауэлл, но Джексон держал его в резерве и не задействовал в сражении. После сражения полк вернулся в долину Шенандоа и 23 мая участвовал в сражении при Фронт Рояль, но опять не был активно задействован. 24 мая полк совершил переход к Винчестеру, а 25 мая участвовал в первом сражении при Винчестере. Он стоял в центре бригады во время первой атаки позиции федеральных войск, но был отбит артиллерийским огнём. Вторая атака была удачнее и обратила федеральную армию в бегство. Капитан Рэлей Колстон был ранен в этом бою.

После сражения полк участвовал в наступлении к Харперс-Ферри, а затем, из-за угрозы окружения, совершил трудный марш на юг; 30 мая он прошёл 35 миль (56 километров) без еды и отдыха. 9 июня полк участвовал в сражении при Порт-Репаблик.

Кампания на полуострове

В июне 1862 года полк стал частью Северовирджинской армии и прошёл почти все сражения Семидневной битвы. 27 июня он участвовал в сражении при Гейнс-Милл. Он был брошен в бой вечером и сумел прорвать позиции федеральной армии, но темнота помешала продолжить бой. В этом бою полк потерял 27 человек. Полковник Джеймс Аллен был убит наповал в голову, когда вёл полк в атаку. Майор Френсис Джонс был ранен в ногу осколком и умер 9 июля. Капитан Релей Колстон так же получил тяжелое ранение ноги. Полк возглавил подполковник Боттс, которому присвоили звание полковника.

30 июня полк перешел реку Чикахомини и 1 июля участвовал в сражении при Малверн-Хилл. 2 июля он преследовал противника, отступающего в Харрисон-Лендинг, и на 3 июля была запланирована атака, но в виду сильного огня федерального флота её отменили. Несколько дней полк отдыхал в лагере, а 8 июля был отведен к Ричмонду в лагерь у Гленвуда на Механиксвиллской дороге.

Северная Вирджиния и Мериленд

17 июля полк отправился в Северную Вирджинию и 22 — 29 июля стоял лагерем у Гордонсвилла. 8 августа полк перешёл Рапидан, а 9 августа участвовал в сражении у Кедровой горы, после которого отступил в лагерь в Гордонсвилле. 15 августа полковник Уильям Бейлор (5-й Вирджинский полк) принял командование бригадой вместо погибшего у Кедровой Горы Уиндера.

25 августа Джексон начал рейд на станцию Манассас; 27 августа полк прибыл в Манассас и занял позиции к северу от города, и в тот же день переместился к Гроветону. 28 августа он участвовал в бою с дивизией Руфуса Кинга (сражение при Браунерс-Фарм). Полк насчитывал 140 человек к началу боя, и потерял 15 человек убитыми и 43 ранеными. Полковник Боттс получил тяжелое ранение пулей в лицо. Командование принял капитан Наденбуш, но и он был ранен и командование принял капитан Релей Колстон.

29 и 30 августа полк, насчитывая всего 80 человек, участвовал во втором сражении при Булл-Ран. Полк расстрелял почти все патроны и к концу 30 августа отбивался штыками. 3 человека было убито и 11 ранено. Погиб бригадный генерал Бейлор, и командование принял полковник Григсби (27-й Вирджинский).

1 сентября, во время сражения при Шантильи, полк держали в резерве. В ходе Мерилендской кампании полк прошел от Лисберга до Фредерика, простоял во Фредерике 6 — 10 сентября, затем ушёл в Бунсборо и Мартинсберг, а 13 сентября был размещён в Мартинсберге в роли тыловой полиции, из-за чего не участвовал в сражении при Энтитеме. 16 сентября полковник Боттс умер в доме священника в Мидллберге.

Вскоре после смерти Лоусона Боттса, полк возглавил капитан Рэлэй Томас Колстон (выпускник Вирджинского Военного Института), который командовал полком до осени 1863 года, когда был ранен в сражении при Майн-Ран и вскоре умер от пневмонии.

Под Фредериксбергом было потеряно 2 убитыми и 19 ранеными, при Чанселорсвилле 8 убитыми и 58 ранеными. На момент капитуляции 9 апреля 1865 года в полку числилось 9 офицеров и 62 рядовых. Самым известным рядовым полка стал Джон Уэсли Калп, погибший под Геттисбергом, в бою за Калпс-Хилл, около своей собственной фермы.

Командирами полка были Джеймс Аллен, Лоусон Боттс и Джон Наденбуш; подполковниками: Релей Колстон, Френсис Лэеленд и Уильям Рандольф. Майорами полка были: Френсис Джонс, Эдвин Мур и Чарльз Стюарт.

Литература

• Dennis E. Frye, 2nd Virginia Infantry, H.E. Howard, 1984

Ссылки

• [www.stonewallbrigade.com/2A.html A Brief History of The Jefferson Guards]
• [www.firstbullrun.co.uk/Shenandoah/First%20Brigade/2nd-virginia-infantry.html Second virginia infantry]
• [www.wvcivilwar.com/2nd-virginia-infantry/ West Virginia in the Civil War]
• [www.civilwarintheeast.com/CSA/VA/02VA.php Хронология истории полка]
• 2ndvirginiacsa.tripod.com/

Отрывок, характеризующий 2-й Вирджинский пехотный полк

– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.