Doremi Fasol Latido

</td></tr>

Doremi Fasol Latido
Студийный альбом Hawkwind
Дата выпуска	ноябрь 1972
Записан	Rockfield Studios сентябрь-октябрь 1972
Жанры	спейс-рок психоделический рок
Длительность	41:37
Продюсеры	Дэйв Брок Дел Деттмар
Страна	Великобритания Великобритания
Лейблы	United Artists One Way
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=10:5fug6jah71l0 ссылка]
Хронология Hawkwind
In Search of Space (1971) Doremi Fasol Latido (1972) Space Ritual (1973)

К:Альбомы 1972 года

Doremi Fasol Latido — третий студийный альбом британской рок-группы Hawkwind, записанный в Rockfield Studios в сентябре-октябре 1972 года и выпущенный компанией United Artists в ноябре 1972 года. Альбом поднялся до #14 в UK Albums Chart.

Об альбоме

К моменту начала работы над альбомом группа полностью сменила ритм-секцию: вместо Дэйва Андерсона и Терри Оллиса в состав пришли (соответственно) Лемми и Саймон Кинг, музыканты, сыгравшиеся ещё в психоделической группе Opal Butterfly и совместно выработавшие агрессивный, утяжелённый стиль игры, заметно отличавшийся от манеры игры предшественников. Именно их появление в группе радикально изменило направление её развития.

Лемми, в прошлом — ритм-гитарист (причём, по собственному признанию, неумелый), полагался прежде всего на громкость звучания и звуковые эффекты. Бас-гитаристом Hawkwind он стал случайно; более того, до последнего момента был уверен, что заменит там Хью Ллойда-Лэнгтона. О причинах недоразумения Лемми говорил так: «Я знал их гитариста, потому что тот принял 8 табов эсида, после чего мы не видели его пять лет». Однако Брок решил взять на себя функции основного гитариста. При этом Андерсон на репетициях не появился, и Лемми, оказавшийся рядом, вынужден был учиться по ходу дела, на концерте. «Ник Тёрнер сказал мне: "Пошуми-ка немного в [тональности] E. Вещь называется „You Shouldn’t Do That". И отошёл в сторону». Всё это способствовало развитию крайне неортодоксальной техники Лемми, который сам о звучании своего инструмента говорил, что это не столько бас, сколько «углублённый ритм».

Концепция и заголовок

Идея, связанная с заголовком альбома, равно как и его концепция, принадлежали художнику-графику Барни Бабблсу. Она продолжала основные темы, начатые им в альбоме In Search of Space и развитые в сценической постановке Space Ritual.

Название альбома имело отношение с одной стороны — к последовательности нот диатонического звукоряда, с другой — к пифагорейскому понятию музыки сфер. Сам Бабблс об этом говорил следующее:

Базовый принцип [наших] межзвёздного корабля и космического ритуала основан на пифагорейском понятии звука. Вкратце суть [этого принципа] состоит в следующем: Вселенная являет собой гигантский монокорд, и её единственная струна простирается от высшего полюса абсолютного духа к низшему полюсу абсолютной материи. Планеты нашей Солнечной системы располагаются вдоль этой струны. Каждая из этих сфер, проносясь по Вселенной и тем самым смещая космический эфир, излучает звук определенного тона. Эти интервалы и гармонии и именуются «музыкой сфер». Считается, что идеальный гармонический интервал — тот, что между Землёй и неподвижными звёздами. — Барни Бабблс, Melody Maker, 28 октября 1972 года.

Оригинальный текст (англ.)  

The basic principle for the starship and the space ritual is based on the Pythagorean concept of sound. Briefly, this conceived the Universe to be an immense monochord, with its single string stretched between absolute spirit and at its lowest end - absolute matter. Along this string were positioned the planets of our solar system. Each of these spheres as it rushed through space was believed to sound a certain tone caused by its continuous displacement of the ether. These intervals and harmonies are called 'The Sound Of The Spheres.' The interval between Earth and the fixed stars being the most perfect harmonic interval.

Символика, объединившая ноты, цвета и планеты, выглядела так:

• Do — Марс — красный
• Re — Солнце — оранжевый
• Mi — Меркурий — жёлтый
• Fa — Сатурн — зелёный
• So — Юпитер — синий
• La — Венера — индиго
• Ti — Луна — фиолетовый

Оформление

Оригинальная обложка альбома (вышедшего в серебристой фольге с чёрным шрифтом) изображала щит; последний стал своего рода эмблемой группы и впоследствии не раз оказывался на обложках сборников и синглов. На задней стороне обложки, на постере и внутренней вкладке были изображены воины-варвары в футуристическом пейзаже.

На заднике обложки излагалась «легенда» альбома: «Сага Doremi Fasol Latido — это коллекция ритуальных космических песнопений, боевых гимнов и звёздных песен-восславлений, использующихся кланом Hawkwind во время их эпического путешествия к сказочной земле Торасин». Легенда повествовала о борьбе Hawklords против «тирании коррумпированных сил закона и Зла» и об их поражении. Однако текст на внутренней вкладке гласил:

И во всей полноте временного пространства должно осуществиться пророчество, согласно которому Hawklords вернутся и покорят землю. И темные силы будут сожжены, города стерты с лица планеты и превращены в парки. И придет мир. Потому что, разве не было записано, что меч — ключ к Раю и Аду?

Студийная работа

Работа над альбомом проходила в только что созданной Rockfield Studios, которая на тот момент находилась в стадии достройки. Условия были спартанскими, и Лемми вспоминал, что записываться приходилось в «амбаре, еще до того, как они его модифицировали; матрасы на стенах и всё такое». Некоторые участники группы, в частности, Саймон Кинг, выражали обеспокоенность качеством продюсерской работы и звука. Лемми также считал, что альбом был записан плохо и его «…звук был плоским и дребезжащим».

Дэйв Брок 23 сентября 1972 года в интервью еженедельнику Sounds рассказывал:

Мы записали бас, гитару, ударные и вокал одновременно, чтобы приблизить звучание к концертному, а остальное уже наложили впоследствии… Просто запустили плёнки и сыграли так, как мы играем вживую; сделали трехчасовой трек а потом разделили его на части. Одну часть использовали как законченную секцию, вторую присоеднили к ней синтезаторным звуком… Это было импровизированно, но изначально композиция была единой.

Песни альбома

«Brainstorm» — первая песня, написанная для группы Ником Тёрнером. Её срединная секция с годами менялась; в 1980 году барабанное соло здесь исполнял Джинджер Бейкер. Песня была записана 2 августа 1972 года в студии BBC Maida Vale для трансляции в программе Джонни Уокера — вместе с «Silver Machine»: приглашение поступило после выступления Hawkwind в часовой программе In Concert, транслировавшей концерт группы в Paris Cinema 28 сентября 1972 года. Песня почти регулярно исполнялась на концертах и существует в нескольких «живых» версиях. Кавер на неё делали Monster Magnet (альбом Superjudge, 1993).

Текст «Space Is Deep» был взят из стихотворения Майкла Муркока «Black Corridor». Первая часть композиции была записана Броком на 12-струнной гитаре и Лемми на басу с наложенными электронными эффектами; вторая, инструментальная часть, записывалась полным составом группы — сначала в «электричестве», к финалу — снова в «акустике» . Постепенно песня выпала из концертного репертуара ансамбля, но временно вернулась в него в 2000 году и вошла в альбом Yule Ritual.

Отредактированная версия «Lord of Light» вышла синглом в Германии (UA35492, июнь 1973), с «Born to Go» из альбома Greasy Truckers Partyна обороте. В середине 1970-х песня выпала из концертного репертуара группы, но вновь появилась в нём в 1995, в частности, исполнялась в ходе турне «Alien 4». Концертная версия вышла на би-сайде сингла «Love in Space» (1997).

«Time We Left (This World Today)» — четырёхчастная композиция, основной темой (критика пути развития человеческой цивилизации) являлась своего рода продолжением «We Took the Wrong Step Years Ago» и «Psychedelic Warlords». В ходе тура Space Ritual место срединной секции занимала композиция «Paranoia», позже (в 1989-91 годах) ту же функцию «наполнителя» выполняла песня «Heads» (см. альбом Palace Springs).

«The Watcher» — первая композиция Лемми для Hawkwind: она полностью вписывается в тематику альбома. Повествование здесь ведётся от лица стороннего космического наблюдателя, предупреждающего жителей Земли в том, что они сами погубили себя своей алчностью. Это была единственная композиция альбома, которая не вошла в альбом «Space Ritual» , но исполнялась в 1973—1974 годах, о чём можно судить по The 1999 Party, куда она вошла в несколько измененной аранжировке. Лемми исполнил эту песню с Motorhead и включил её в дебютный альбом Motorhead 1977 года.

Реакция критики

В Британии альбом получил высокие оценки музыкальных критиков. Ник Кент в NME назвал музыку альбома «сильнейшим выплеском космической энергии по эту сторону метал-зоны». Эндрю Минз в Melody Maker написал: «…Не мелодия и не гармония, и даже не ритм сам по себе <производят впечатление>, а неопределенность. Вынесенный в пространство поток, бурлящий поток невесомого звука… Слушатель в той же степени путешественник, в какой путешественником является и музыкант“. Более сдержанной была реакция Sounds: рецензент Мартин Хэйман отметил, что несмотря на то, что звучание Hawkwind в третьем альбоме стало гуще и полнее, «эффект достигнут далеко не революционными методами».

Список композиций

Сторона А

1. «Brainstorm» (Nik Turner) — 11:33
2. «Space Is Deep» (Dave Brock) — 5:10
3. «One Change» (Del Dettmar) — 0:49

Сторона В

1. «Lord of Light» (Brock) — 6:59
2. «Down Through the Night» (Brock) — 3:04
3. «Time We Left This World Today» (Brock) — 8:43
4. «The Watcher» (Lemmy) — 4:00

Бонус-треки (CD)

1. «Urban Guerrilla» (Robert Calvert/Brock) — 3:41
2. «Brainbox Pollution» (Brock) — 5:42
3. «Lord of Light» [Single Version Edit] (Brock) — 3:59
4. «Ejection» (Calvert) — 3:47

Хронология релизов

• 1972: United Artists Records, UAG29364, UK (винил).
• 1981: Liberty Records, UAG29364, UK (винил)
• 1986: Liberty Records, ATAK92, UK (винил)
• 1991: One Way Records, CDLL 57475, USA (CD)
• 1996: EMI Remaster, HAWKS3, UK (CD)
• 2003: EMI Records, 3823682, UK (2CD — в комплекте с In Search of Space)

Участники записи

• Dave Brock — 6/12-струнная акустическая гитара, электрогитара, вокал
• Nik Turner — саксофон, флейта, вокал
• Lemmy — бас-гитара, акустическая гитара, вокал в «Space Is Deep», «The Watcher»
• Dik Mik — синтезатор
• Del Dettmar — синтезатор
• Simon King — ударные
• Robert Calvert — вокал в «Urban Guerilla», «Ejection»
• Paul Rudolph — гитара в «Ejection»
• Оформление обложки — Барни Бабблс

Ссылки

• [www.collectable-records.ru/groups/hawkwind/do.htm Collectable Records] — Оригинальное оформление, внутренняя обложка, постер
• [www.discogs.com/Hawkwind-Doremi-Fasol-Latido/master/27985 Doremi Fasol Latido на discogs.com]

Отрывок, характеризующий Doremi Fasol Latido

Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.