HMS Serapis (1779)
HMS Serapis («Серапис») — 44-пушечный двухдечный корабль. Первый корабль Королевского флота, названный в честь греко-египетского божества.
Содержание
Происхождение
Начиная с 1750 года, по классификации Адмиралтейства британским 44-пушечным кораблям присваивался 4 ранг. К 5 рангу относились только фрегаты. Но тип Roebuck, к которому принадлежал Serapis был меньше и его пушки слабее стандарта (главная батарея из 18-фунтовых, вместо 24-фн). Поэтому был зачислен в 5 ранг, как это практиковалось на 70 лет раньше.[3]
Построен в 1779 в Ротерхайте, на верфи Greenland South. Корабельный мастер — Даниел Брент (англ. Daniel Brent).
История службы
Под командованием капитана Ричарда Пирсона в 1779 года принял участие в бою у мыса Фламборо-Хед — самого известного в Соединённых Штатах морского сражения Войны за независимость США.
В этом бою Serapis сдался коммандеру Джон Пол Джонсу — «отцу американского военно-морского флота» — и приведён в нейтральный голландский порт, причём это был один из первых призов под американским флагом в европейских водах. В результате корабль приобрел печальную знаменитость, сначала в американской пропаганде с 1800 года, а затем и в истории.
В дальнейшем ввиду дипломатических коллизий был передан французскому приватиру, и под командованием капитана Роша в 1781 году перешёл в Индийский океан.
В июле 1781 года на Serapis по неосторожности одного из членов команды, уронившего фонарь в бочонок бренди, возник пожар. Два с половиной часа команда боролась с огнём, но в итоге прогорела спиртовая кладовая, и огонь добрался до порохового магазина. После того, как взрывом оторвало корму, корабль затонул.
Память
В 1782 году английский Королевский флот пополнился новым 44-пушечным двухдечным кораблем «Серапис», в 1795 переоборудованным в войсковой транспорт.
В ноябре 1999 года обломки «Серапис» были найдены недалеко от побережья Мадагаскара американскими морскими археологами Ричардом Суитом и Майклом Таттлом.
Напишите отзыв о статье "HMS Serapis (1779)"
Ссылки
- [www.serapisproject.org/history.html Сайт, посвящённый победе над «Серапис» (англ.)]
- [www.nationmaster.com/encyclopedia/HMS-Serapis-(1779) HMS Serapis (1779)]
Примечания
- ↑ Winfield, Rif. British Warships in the Age of Sail 1714-1792: Design, Construction, Careers and Fates. Seaforth Publishing, 2007. ISBN 978-1-84415-700-6
- ↑ При постройке
- ↑ См. John Paul Jones' Cruise: Navies and the American Revolution, 1775−1783. Robert Gardiner, ed. Chatham Publishing, 1997, p.152-153. ISBN 1-55750-623-X
Отрывок, характеризующий HMS Serapis (1779)
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.