Parental Advisory

Parental Advisory (также Parental Advisory Label, сокращённо PAL) — знак, помещаемый на обложки музыкальных альбомов, предупреждающий покупателей о том, что альбом содержит ненормативную лексику либо тексты провокационного или непристойного характера. Он был введён в 1985 году Американской ассоциацией звукозаписывающих компаний с целью предупредить родителей о том, что альбом, отмеченный данным знаком, не предназначен для прослушивания детьми. Внешний вид знака несколько раз менялся. В 1990 году был введён чёрно-белый знак, обновлённый вариант которого, созданный в 1996 году, используется в настоящее время.

История

В 1984 году в США была создана общественная организация Parents Music Resource Center (PMRC), целью которой стало осуществление контроля за тем, какую музыку слушают дети. Вскоре после создания, в 1985 году, организация создала «Filthy Fifteen» — список из пятнадцати песен, которые они нашли наиболее вызывающими. Особой критике подверглась композиция «Darling Nikki» Принса: Мэри «Типпер» Гор, жена сенатора Эла Гора и одна из основательниц PMRC, купив своей дочери саундтрек к фильму «Пурпурный дождь», содержащий данную композицию, обнаружила в ней упоминание мастурбации. Изначально была предложена система рейтингов, основанная на системе рейтингов Американской киноассоциации, однако Американская ассоциация звукозаписывающих компаний (RIAA) согласилась использовать лишь один общий предупреждающий знак. 19 сентября 1985 года в комитете Сената Конгресса США по коммерции, науке и транспорту прошли слушания, в ходе которых обсуждался данный вопрос. На слушания были также приглашены музыканты. Как пишет журнал Rolling Stone, PMRC ожидали увидеть стереотипных рок-музыкантов, а вместо этого «получили трёх красноречивых музыкантов: Фрэнка Заппу, Джона Денвера и [Ди] Снайдера — трезвого семьянина, способного поспорить с сенаторами, говорить об ответственном воспитании детей и защитить тексты своих песен от сюрреалистичных интерпретаций PMRC». Однако к тому моменту вопрос об использовании предупреждающего знака уже был решён. Через два месяца после слушаний было объявлено о введении предупреждающего знака «Explicit Lyrics — Parental Advisory». Также был предложен альтернативный вариант: музыканты могли отпечатать тексты песен на обратной стороне обложки. Однако использование подобного знака не было повсеместным, а если он и использовался, то его внешний вид и формулировка постоянно менялись.

В 1990 году законодательные собрания 22 штатов собирались принять закон, обязывающий звукозаписывающие компании помещать подобный знак в виде наклейки на обложки альбомов, а также вводящий ответственность за отсутствие подобного знака. Под их давлением бо́льшая часть звукозаписывающих компаний начала использовать чёрно-белый знак «Parental Advisory: Explicit Lyrics» (с англ. — «Вниманию родителей: откровенные тексты»). Первым альбомом, отмеченным данным знаком, стал Banned in the U.S.A. хип-хоп-группы 2 Live Crew, выпущенный в июле 1990 года. По состоянию на 1992 год около 225 альбомов были отмечены данным знаком. В 1996 году, после ещё одних слушаний, знак был изменён на «Parental Advisory: Explicit Content» (с англ. — «Вниманию родителей: откровенное содержание»), а также стал частью самой обложки, а не наклейкой поверх неё, с целью удешевления и упрощения производства. В 2002 году компания BMG Music Group стала использовать помимо знака Parental Advisory дополнительные, более чёткие обозначения. В 2011 году Британская ассоциация производителей фонограмм (BPI) сделала знак Parental Advisory обязательным к использованию в Великобритании в сервисах потокового вещания, таких как Spotify и Youtube.

Использование

Чётких критериев, какие альбомы должны содержать знак Parental Advisory, не существует и решение об его использовании принимается лейблом, выпускающим альбом. Однако RIAA и BPI создали ряд рекомендаций. Так, согласно RIAA, знак Parental Advisory должен использоваться для альбомов, содержащих «ненормативную лексику, сцены насилия, секса или злоупотребления наркотическими веществами в степени, заслуживающей предупреждения родителей». BPI в своих рекомендациях также называет «расистскую, гомофобную, женоненавистническую или другую дискриминационную лексику или поведение», а также «опасное или криминальное поведение <…>, изображённое таким образом, что оно восхваляет подобное поведение или поощряет подражание ему».

Также альбом может быть выпущен в цензурированной, «отредактированной» (англ. edited) версии, также называемой «чистой» (англ. clean), в то время как оригинальная называется «грязной» (англ. dirty). RIAA советует выпускать отредактированные версии одновременно с оригинальными и заявляет, что из отредактированных версий не обязательно удалять все спорные элементы, «чтобы не ставить под угрозу художественное творчество». Ряд розничных сетей, в числе которых Wal-Mart, отказываются продавать неотредактированные версии альбомов, требуя не только изменения текстов и переименования композиций, но иногда и изменения обложек. Отредактированные версии часто подвергаются критике. Так Кит Колфилд (англ. Keith Caulfield), редактор журнала Billboard, заявляет: «Если вы фанат хип-хопа, вы не будете покупать чистые версии в Wal-Mart. В них будет вырезано слишком многое». По словам рок-музыканта Ди Снайдера, «когда взрослый мужчина или женщина приходят купить новый альбом, они, скорее всего, не получат то, что хотел представить им музыкант. Они получат версию, созданную для них корпорациями».

Влияние

За свою более чем 20-летнюю историю знак Parental Advisory приобрёл статус культового. Вместе с тем он неоднократно подвергался критике. Критики отмечали его неэффективность: в 90-х ребёнок мог попросить старшего друга или продавца помочь ему с покупкой, а с появлением интернета он может слушать любую музыку без чьей-либо помощи. Кроме того отмечалось, что знак позволяет детям легче отыскать запрещённые альбомы в магазинах. Также отмечалось, что альбомы, отмеченные знаком Parental Advisory, продаются лучше альбомов без подобного знака. Филип Бэйли, участник группы Earth, Wind & Fire, заявляет: «В большинстве случаев [альбомы с Parental Advisory] в ряде районов будут продаваться лучше. Всё что нужно сделать — это сказать людям, что это что-то запрещённое и они все сразу захотят посмотреть на это». Музыкальный критик Крис Молэнфи (англ. Chris Molanphy) добавляет: «[Альбомы] многих известных музыкантов, связанных с хип-хопом, постоянно получают [данный знак], но это не мешает им подниматься на первые места в чартах. Даже те, кого я бы назвал середнячками, вроде Wale или J. Cole, постоянно дебютируют на первых строчках. Jay-Z занимает первое место среди сольных музыкантов по количеству альбомов, занявших первое место [в Billboard 200], и второе место среди всех музыкантов, уступая лишь The Beatles. При этом каждый альбом Jay-Z содержал знак Parental Advisory».

Отрывок, характеризующий Parental Advisory

– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал: