THESIS (журнал)

THESIS (Theory and History of Economic and Social Institutions and Systems; Теория и история экономических и социальных институтов и систем) — общественно-научный альманах (Россия), издававшийся в 1993 и 1994 гг.

До 1990-х годов в СССР заметно ощущался недостаток переводов научной литературы по общественным наукам. Задачей альманаха было ознакомление научного сообщества России с наиболее важными, но недостаточно известными для русскоязычного читателя, трудами ведущих зарубежных ученых в области общественных наук в профессиональном научном переводе на русский язык. В определенной мере эта задача была выполнена.

Главным редактором издания являлся А. В. Полетаев, его заместителем — И. М. Савельева, в редколлегию входили, в частности, В. С. Автономов и А. Ф. Филиппов. В редакционный совет входили: М. Блауг, К. Боулдинг, Дж. К. Гэлбрейт, Я. Корнаи, Г. Саймон, П. Самуэльсон, А. Сен, С. Фишер, Р. Хайлбронер, Р. М. Энтов, К. Эрроу. Выпуск альманаха был осуществлен под эгидой Академии наук.

Основные рубрики издания: экономическая теория; социальная теория; история; научное сообщество.

Всего было опубликовано 6 тематических выпусков альманаха:

• 1. Предмет исследования (1993) — в номере размещены статьи Л. Роббинса (отрывки из книги «Эссе о природе и значении экономической науки»), Г. Беккера, Р. Хайлбронера, Д. МакКлоски, П. Самуэльсона и др.
• 2. Структуры и институты (1993) — статьи К. Поланьи, В. Ойкена, К. Эрроу, Д. Норта, М. Абрамовица и др.;
• 3. Мир человека (1993) — статьи Г. Саймона, О. Уильямсона, Р. Мертона, А. Лейонхуфвуда и др.;
• 4. Научный метод (1994) — статьи М. Алле, М. Фридмена, М. Блауга, Л. фон Мизеса, Дж. Стиглера и др.;
• 5. Риск, неопределённость, случайность (1994) — статьи Ф. Найта, К. Эрроу, Дж. Акерлофа, М. Алле и др.;
• 6. Женщина, мужчина, семья (1994) — статьи Г. Беккера, Т. Шульца, А. Блайндера и др.

Ссылки

• [igiti.hse.ru/Editions/THESIS/About|Раздел об альманахе THESIS на сайте ИГИТИ им. А.В. Полетаева]

Отрывок, характеризующий THESIS (журнал)

«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.